Наталья Ройтберг - Третий Полюс

Летом все дороги ведут в Крым.

Машины спешат по ночным трассам

На юг, к небольшому отростку

Континента, на п о лу-, но все же остров.

Рты, набитые блюдом «крепкийкофелаваш»,

Вместо «Доброе утро» произносят: «Сиваш».

Горный вид дублируют груды арбузов,

Дынь и синего сладкого лука. Для пуза

Оскорбительна весть, что икра —

Пищевая резина, как раз из ведра

Мореотбросов. Врезаясь все глубже в берег,

Начинаешь думать, что ты эндемик.

В первую очередь акклиматизируется ухо —

К новым словам привыкаешь, как к мухам.

Да и что в нас после скитаний

Остается? Вереница названий.

Спотыкаясь о «г» и «к»,

Прыгает кадык степняка

Кайгана, комэч, этмэг, Аю-Даг,

Къавурма, кэбаб, Массандра, Судак

Слишком частые «ч» и «с»

Повторяют прибоя песнь

Учан-Су, Ченгар, чак-чак, чырымчик,

Муссана, пача, сарма, чынгычик.

Оттого, что пыль и песок,

Так отрывист и шипящ слог

Димерджи, йайма, Джур-Джур, дымлама,

Ай-Даниль, айран, тильчик, бастырма

Оттого, что с солью вода

Звуки колкие, как слюда

Херсонес, Бахчисарай, Мускатель,

Роман-Кош, Ливадия, Коктебель

Когда вызревает миндаль

И набирают силу лавровые листья,

Шашлык заменяют форель и кефаль,

Любители бархата — автотуристов.

Темнеет вода.

Появляется в небе холодная просинь.

Из Крыма дороги ведут в осень.

Маленький мальчик, живущий у моря,

Знает семнадцать привкусов соли,

Сто тридцать восемь оттенков лазури

И несколько мест с неплохою «дурью».

Он прирожденный пловец, водолаз,

Аквалангист и подводный ас.

Как нас учил великий Чарльз Дайвинг —

Мы происходим от рыб. Недавно

Мальчик набрел на следы Атлантиды —

Там, где вылавливал устриц и мидий,

Там, где обычно Садко и Пушкин

Жемчуг находят в коралловой гуще.

Мальчик рисует море пастелью,

Грин и Кусто над его постелью,

В снах его — взрывы ультрамарина,

Йод и песок в волосах из тины.

Мальчик влюблен в акварель и кисти,

Прадед его был эквилибристом

Водных пейзажей. Остались наброски.

Прадеда звали Иван Айвазовский.

От двух до двух — это не так уж плохо.

Жить осталось от двух месяцев до двух лет —

это не так уж мало.

Болезнь тебя не сломала,

она просто сожрала

все твои победы, все твои прицелы,

и с видом профессионала

устроила гонку преследования.

Мы познакомились заочно,

верней, зазеркально:

я так боялась твоего взгляда,

очень боялась заговорить первой,

но все разрешилось само собой,

когда наши отражения пересеклись

в одной плоскости,

в одном измерении,

в обоюдном «Ну, здравствуй»

(ведь то, что в зеркале, — это уже не «здесь»,

это реальность по ту сторону стекла, значит, другая)

И вот, пока наши сыновья затевали

по прибрежным дюнам авторалли,

а мужья запивали полусырые килобайты

и говорили о России, Грузии, Польше,

мы уходили на мыс, на камни,

ныряли, ловили крабов,

сидели рядом молча.

И ничего больше.

Это не так уж плохо.

Это не так уж мало.

Теперь твоя лыжня — линия волн.

Твоя мишень — солнце. Пропорция закат/рассвет.

От двух до двух — пустота.

Ничего нет.

Нет штрафных кругов —

финиш по прямой,

ускоряющей быстротечность.

Нет штрафных минут —

смерть ведет отсчет в бесконечность.

От двух до двух —

слишком коротко даже на слух.

От двух месяцев до двух лет —

собрать камни, погасить свет.

Скифы не зря облюбовали сие место

И уйдя в тень веков,

Оставили графу Попову в наследство.

Волнение шторма сюда не доходит,