Наталья Ройтберг - Третий Полюс

Всё началось с того,
что я разучился говорить.

Слова рассыпались, словно горох,
раскатились по углам, напрасно
выворачивал пустые карманы, рылся в словарях.
Слова перестали что-либо обозначать и значить,
а стало быть, потеряли для меня всякий смысл.
Я стал их путать и перевирать,
ведь время — это совсем не «время»,
дорога — вовсе не «дорога»,
а «я хочу быть с тобой» едва ли выражает
даже тысячную долю того, что я чувствую
по отношению к любимому человеку.

Я решил, что будет намного лучше
просто молчать и наблюдать.
Тогда я увидел, что сгустки
потерянных, забытых,
невостребованных мною слов
висят в воздухе, дрожат, как мираж,

как раскаленная плазма над языками пламени,
над автотрассой в знойный летний день.

Можно просто их касаться
своим сознанием
и передавать другим.

Потом я разучился есть:
забывал, не хотел тратить на это время,
не понимал, зачем это нужно —
напрягать челюсти, мускулы языка, горло,
чтобы протолкнуть то, что называется едой,
внутрь себя и прислушиваться,
что же там происходит.

Я перестал одеваться.
Ходил простоволосый, нагой.
Моя кожа обветрилась, огрубела,
тело покрылось сыпью и пылью,
грязью, проказой, коростой-корой.

В довершение всего я разучился ходить.
Я остановился посреди тротуара,
запрокинул голову,
протянул руки вверх

навстречу небу
навстречу солнцу
и просто стоял

долго стоял
долго-долго
очень долго

долго-долго
догола
годы
голый
долу
до

Вот так я превратился в дерево

и вся моя нерастраченная нежность
вся моя не раз траченная нежность
сотнями нитей связала твои руки спеленала волю спутала твои мысли логические доводы умозаключения
ты не смогла не остаться
и мы долго плыли по тихой реке
что ж, этот маленький странный опыт
навсегда изменит выражение твоих глаз
позволит безошибочно определять «своих»
отражая
перевирая
постепенно стирая
сюжет о нас

Крохотные снежные барсы,
живущие в моем портсигаре,
с наступлением ночи выходят украдкой,
осторожны, как ангелы, чутки, как дети,
незаметны, неслышны, —
едва уловимы их тени
в светло-палевом отблеске лунного света.

Они кормятся патокой
прочь уплывающих сновидений —
сладковатой тягучей бессмысленной
легкой, как воздух,
и дают оседлать себя призракам — духам умерших,
новым душам, еще вознестись не успевшим.

Мчась по воздуху ввысь,
рассыпаются сотней мохнатых искристых
мотыльков, нимфалид, махаонов, огнёвок, ночниц,
превращаясь в пыльцу, серебристую звездную пыль,
ниспадая на землю пушистыми хлопьями пепла —
облачками воздушными — дымкой — клочками тумана,
оседая, свиваясь в кольцо — колесо — карусель
темных, плавно кружащихся
листьев — чаинок — махорочных крошек — снежинок,
обманувших часы, огибающих времени ход,
непреложно стремящихся лишь к маячку сигареты,