Наталья Ройтберг - Третий Полюс

Увидев меня на пороге, Марк ехидно улыбается:

— Доброе утро, последний герой! Как все прошло?

— Никак. Релаксация с последующим засыпанием, умираешь медленно и незаметно, как будто растворяешься. Лучше бы я еще раз на машине разбилась, — я снимаю в прихожей куртку, ботинки. Мы идем на кухню.

Достаю из рюкзака бутылку пива.

— Мы будем отмечать твое возвращение?

— Если бы ты знал, как я хочу стать невозвращенцем. Горло болит — надо теплого пива попить, — открываю бутылку, выливаю содержимое в кружку, ставлю на газ.

— Знаешь, после этого раза что-то не так, как всегда. Тело всю ночь в холодной воде в ванной пролежало — теперь в горле першит и шрам побаливает.

Закатываю рукав свитера, дотрагиваюсь до запястья.

— Раньше такого не было.

Осторожно снимаю кружку с огня, отливаю немного пива в чашку, сажусь за стол и пью медленно, словно пробуя впервые.

Марк отходит к окну, прихлебывая недопитый чай. Растягивая слова, начинает говорить:

— Все эти твои самоубийства — пустышки, форма без содержания, технический момент, игра дурацкая… И зачем ты это делаешь — не понимаю… В медицинском центре за одну вакцину тысячу унитов просят — это же целое состояние. А ты — то вешаешься, то — он лениво переводит взгляд на мои руки, — вены режешь.

— Это для них тысяча унитов, потому что они знают, что у них жизнь одна и смерть одна. А для меня сейчас жизнь ничего не стоит. — Я наливаю еще немного пива в чашку. — Почему-то в эксперименте Сперанского со всего мединститута только пять человек согласилось участвовать. Тогда еще вакцину только разрабатывали, никто не знал точно, сможет ли она стать «прививкой от смерти». А Сперанский все шутил: «У вас, как у кошек, будет девять жизней».

Около месяца нам вводили инъекции то одного препарата, то другого, что-то проверяли, отправляли на разные процедуры. После дипломирования мы разъехались, кто куда. И вскоре начали твориться чудеса.

Один из нас поехал с группой альпинистов на Кавказ, сорвался в пропасть. Его даже искать не стали. А он остался жив. Решили, что ему просто повезло. Но когда в авиакатастрофе единственным «воскресшим» тоже оказался один из группы Сперанского, стало ясно — эксперимент прошел успешно. По крайней мере, на организм этих двоих препараты профессора оказали ожидаемое влияние.

Я решила превратить это в экстремальный вид спорта.

Но есть одно «но»: если знаешь, что можешь умереть не один раз, а три, пять, девять, можно из человека превратиться в подонка.

— А остальные — как у них судьба сложилась?

— Не знаю, уже почти сорок лет прошло. Мы не любим встречаться. — Я допиваю пиво. Кажется, горло болит теперь не так сильно.

— А вчера какой у тебя по счету раз был?

— Восьмой.

— И что теперь будешь делать?

— Будь уверен — жизнь не побегу покупать.

— А не страшно? Вдруг ты уже без «страховки» осталась?

— В этом, по-моему, и заключается ценность человеческой жизни. — Я встаю из-за стола. — У тебя сегодня будет кто-то?

— Да, должны зайти Чужой и Электроник. Может быть, еще Алик придет — интересную книгу обещал принести.

— Привет передавай. Я, пожалуй, пойду — отоспаться надо.

Мы прощаемся.

Спускаюсь, выхожу из подъезда.

Во дворе играют дети.

Ярко светит солнце, снег почти сошел. Скоро апрель.

Я живу.