Наталья Ройтберг - Третий Полюс

Каленою струной
Вонзая стремена
В доверчивую речь,
Лети сквозь времена,
Сминая рубежи:
Поэт не смеет жить,
Тем паче — умереть,
Поскольку он есть средоточие примет
Эпохи, соглядатай и гонец,
Безумный безымянный бубенец.

На грани естества
Кончаются слова:
Взыскует небо
Не значение, не звук,
Но сердца соль
И возмужалый дух —
Рука тверда
И ясен взгляд, когда
Сорвется в облака
Последняя строка.

события сворачиваются
в телескоп,
в черную дыру
игольного ушка —
штопаешь на пяльцах
прохудившееся небо:
он ушел,
но обещал вернуться

Грех на всех, вина до дна,
одна на веру, на ветру трепещет в рубище,
зрит русским оком — как глубоко,
и околесица — без тормозов, без лиц, без цели.
Уцелела б колкость слов. Сколько слов мимо.
Мимы да шуты.
Ты — знаешь. Поэтому молчишь.
Молчишь о том, что ветру — дуть, что свету — быть.
Но губы слеплены смолою молока,
слепые пальцы ловят воздух,
и пустота стоит стеной, ведь грех — на всех.

у милой моей
есть пять голубей,
живая вода
и приятель Орфей

у милой моей
белый клин журавлей
и ночь
в отраженьи речных фонарей

еще у нее есть
клинок и холодная жесть,
лукавый смеющийся взгляд,
то страстность, то грусть невпопад

мы скоро увидимся с ней
у пристани всех кораблей
чуть выше земных облаков,
чуть ближе, чем в памяти снов

я — в смятеньи и в надеждах,
я — в нахимовских одеждах
на кораблике двухместном
о строва, где все не так

я захлебываюсь солью,
я учусь дышать любовью,
ты, смеясь, меня спасаешь
и бросаешь в океан

глубже самого глубоко —
тайники с девичьим соком
и растерянные души
безымянных моряков,

и дельфины, и пираты,
водолазы-акробаты,
и разлитая текила,
и растерзанный лимон…

скоро снова бог родится,
в мире все преобразится,
и наутро мы не вспомним
ночи перед Рождеством