Дюла Чак - Глемба

Конечно, ведь у Глембы есть ключ; что ему стоит пробраться внутрь, пристукнуть нас, а уж потом поджечь дом!

И в эту страшную, темную ночь некого звать на помощь! Кто услышит мои крики, а если и услышит, то кто поспешит на выручку?

Я вспомнил, что в ящике кухонного стола есть длинный нож, но успею ли я до него добраться? Ведь Глемба, наверное, тоже не с пустыми руками явится…

На какое-то время я испытал облегчение, потому что возней своей нечаянно разбудил жену.

— Не спится? — спросила она.

— Дремлю, — прошептал я.

— Никак не можешь уснуть?

— Не беспокойся, скоро засну.

Этот короткий диалог внес чувство реальности и определенности в заполненную страхами ночь, но на беду жена вскоре опять уснула. Я снова остался один на один с ужасами, мерещившимися мне за каждым шорохом и звуком, и вот опять на передний план выдвинулся Глемба, и мысли о нем всей тяжестью обрушились на меня.

Я постарался воспроизвести то состояние трезвости и уверенности, какое вселило в меня пробуждение жены, даже пытался посмеяться над собой: что, мол, за чушь несусветная, с какой стати Глембе покушаться на мою жизнь или, тем более, на жизнь моих близких? Но это трезвое сомнение длилось недолго, потому что я услышал какой-то странный, похожий, скорее всего, на постукивание звук, решительно отличавшийся от всех предыдущих.

Я затаил дыхание, однако какое-то время царила ничем не нарушаемая тишина. Но вот после короткого затишья вновь послышались какие-то шорохи и возня.

«Да, конечно, это Глемба…» — колотилась в мозгу неотвязная мысль.

Мне не раз доводилось переживать чудовищные страхи, и чувство парализующего ужаса, как правило, отпускало в тот момент, когда я, доведенный до крайнего отчаяния, решался на оборону или ответное нападение. Так было и на этот раз.

«Неужели ты допустишь, чтоб он прикончил тебя и твоих близких? — спросил я себя. — Неужели ты будешь в бездействии ждать страшной смерти?» И тут же себе ответил: «Черта с два!»

Начиная с этого момента я больше не испытывал страха, сосредоточившись на своем долге. И, соответственно грандиозному замыслу, вдруг откуда-то взялись и недюжинные способности. Рассудок и инстинкт слились в единое целое, а мысль — как близнецом-братом — была подхвачена действием.

Я двигался по дому, точно опытный вор-домушник. Правда, у меня было то преимущество, что я точно знал расположение предметов в доме, но самое любопытное, что вздумали бы меня проэкзаменовать по этой домашней географии средь бела дня, и я бы наверняка провалился. Зато сейчас из каких-то самых потаенных уголков памяти вдруг всплыли все необходимые знания, и я передвигался в темноте, словно летучая мышь среди натянутых проволочных загородок.

Я знал, что имею дело с противником, готовым на все, и достичь успеха в этом единоборстве можно тоже только отчаянной готовностью на все.

Я прокрался на кухню, настолько не потревожив тишину, что ни сын, ни жена не проснулись — даже мыши, не вспугнутые мною, продолжали скрестись как ни в чем не бывало. И Глемба, если только он находился вблизи, не мог ничего заподозрить.

В кухне я остановился было, подумав, что нелишне бы прихватить с собой кухонный нож, однако тотчас вынужден был признать, что действия мои, продиктованные необходимой обороной, в таком случае смахивали бы на преднамеренное убийство. Так что нельзя создавать даже видимости заранее обдуманного намерения. Справлюсь и голыми руками, если до этого дойдет…

«Господин Глемба, — шепнул я в глубину кухонного мрака. — Отзовитесь, если вы тут…» Никакого ответа. Я осторожно вытянул руки и, как лунатик, ощупал пустое пространство перед собой, но никого не обнаружил.

Я отворил кухонную дверь. Замок, вставленный Глембой, действовал безукоризненно, ключ повернулся в нем без малейшего скрипа.

Очутившись на воле, я заколебался, не зная, как лучше поступить: запереть дверь снаружи и прихватить ключ с собой или оставить дверь незапертой? В конце концов я решил, что лучше все же не запирать, чтобы тем самым оставить жене и ребенку открытым путь к спасению. В противном случае им не выбраться из дома, и они станут жертвами пожара…

Я окинул взглядом весь двор, но ни глазом, ни слухом не подметил ни малейшего движения. «Улизнул», — подумал я и пустился в преследование.

Я был совершенно уверен, что, как ни осторожно я двигался, Глемба все-таки заметил меня и отступил. Мне показалось даже, что в конце улицы мелькнула и пропала какая-то фигура.