Тихон Корнев - Запрещено для детей. Пятый номер

словъ, какъ говорится въ хорошемъ слогѣ, на языкѣ человѣческомъ… вотъ оно что! вотъ оно какое дѣльце-то! вотъ оно дѣльце-то казусное какое! Ну ужь извѣстно: по какой части пойдешь, съ тою и степень значенія въ лицѣ своемъ соразмѣряешь… степень-то значенія съ положеніемъ своимъ въ свѣтѣ соразмѣряешь…. А тутъ надобно, чтобы орломъ глядѣлъ человѣкъ, чтобъ на лицѣ было написано, что ему и чортъ не братъ, чтобы дѣйствовалъ смѣло, рѣшительно, на открытую ногу дѣйствовалъ бы, и умѣлъ бы этакъ съ откровенностію, не лишенною благородства, и словцо то крѣпкое кстати пригнуть, ну и тамъ что другое… Вотъ оно что! Чтобы какъ выйдетъ да заговоритъ ломаннымъ своимъ языкомъ, такъ чтобы мужикъ на него и взглянуть не смѣлъ, а только бы кланялся въ поясъ, да говорилъ: «Слушаю батюшка, Карлъ Иванычъ!… Нѣтъ, гдѣ нашему брату!.. Развѣ ужь заняться хожденіемъ по дѣламъ…» Но и хожденіе по дѣламъ оказалось неудобнымъ. Думалъ, думалъ Петръ Иванычъ, и покончилъ тѣмъ, что какъ ни вертись, службу оставить невыгодно, разорительно, словомъ, неблагоразумно во всѣхъ отношеніяхъ. И такъ, скрѣпа сердце, рѣшился онъ иттн въ департаментъ. Будь что будетъ! Можетъ и никакой бѣды нѣтъ, можетъ ему только такъ показалось, а въ сущности ничего! Наконецъ онъ даже дошелъ до заключенія, что можетъ быть оно даже и хорошо, что начальникъ его увидѣлъ на улицѣ, пожалуй чѣмъ чортъ не шутитъ примутъ участіе, вспомоществованіе единовременное дадутъ. «Да! да!» повторялъ Петръ Иванычь: «оно въ самомъ дѣлѣ даже и хорошо», и между тѣмъ чувствовалъ, что морозъ подираетъ по кожѣ. Три дня употреблено было на залечиванье разныхъ ушибовъ и синихъ пятенъ, и на утвержденіе себя въ благородной рѣшимости не унывать, помнить, что испытанія ниспосылаются намъ въ плачевной юдоли сей для возвышенія душевнаго мужества, и что не нужна бы человѣку и безсмертная душа, если бъ онъ уничтожался и падалъ передъ несчастіемъ. На четвертый день рѣшено было итти на службу. Но здѣсь на Петра Иваныча напалъ такой страхъ, что онъ буквально не могъ сдвинуться съ мѣста и нѣсколько часовъ совсѣмъ готовый, умытый, выбритый, во фракѣ, съ портфелемъ подъ мышкой, сидѣлъ какъ прикованный къ стулу, безсмысленно смотря на три какія-то головы, державшія компанію у противоположныхъ ворот. Когда опомнился онъ, былъ уже двѣнадцатый часъ. «Поздно!» сказалъ онъ себѣ съ тайной радостью. «Видно уже завтра!» и въ ту же минуту схватилъ шапку, надѣлъ шинель и калоши, и выбѣжалъ на улицу. Бѣжалъ онъ чрезвычайно скоро, ни на что не обращая вниманія, даже не заглядывая въ окна, хотя и любилъ заглядывать въ окна, и зналъ, что, заглянувъ въ окно, иногда можно увидѣть много хорошаго.

Бѣжалъ онъ на службу…

Въ десятомъ часу того дня, утромъ котораго происходило событіе, описанное въ четвертой главѣ, Степанъ Ѳедорычъ Фарафонтовъ, пришедъ въ должность, направился прямо къ столу, гдѣ обыкновенно сидѣлъ Петръ Иванычъ, чтобъ распросить его о ночномъ приключеніи и, по долгу службы, порядкомъ распечь его. Но Петра Иваныча, какъ мы знаемъ, тамъ не было. Такъ-какъ воспоминаніе вчерашняго выигрыша все еще держало его въ веселомъ расположеніи духа, то подошедъ къ экзекутору и спросивъ о здоровьи, весьма комически разсказалъ онъ ему странную встрѣчу съ Петромъ Ивановичемъ, особенно распространившись на счетъ удивительнаго танца, въ которомъ упражнялся Петръ Иванычъ, и на счетъ аріи, кажется, изъ «Соннамбулы», которою сопровождалъ онъ свои живописныя па, послѣ чего оба, и разскащикъ и слушатель, долго смѣялись, пожимая плечами. Степанъ Ѳедорычъ разсказывалъ не такъ тихо, чтобъ его никто не могъ слышать, кромѣ экзекутора, а потому исторія Петра Ивановича сдѣлалась тотчасъ извѣстною и еще двумъ тремъ чиновникамъ.

особенно распространившись на счетъ удивительнаго танца, въ которомъ упражнялся Петръ Иванычъ, и на счетъ аріи, кажется, изъ «Соннамбулы», которою сопровождалъ онъ свои живописныя па, послѣ чего оба, и разскащикъ и слушатель, долго смѣялись, пожимая плечами

Тѣ въ свою очередь передали ее съ надлежащими дополненіями сосѣдямъ

своимъ и такимъ образомъ случилось, что исторію Петра Иваныча въ полчаса узнало все присутственное мѣсто, гдѣ служилъ нашъ герой… Къ вечеру узналъ ее и весь городъ, и нѣсколько дней сряду въ Петербургѣ только и говорили о танцующемъ чиновникѣ исполинскаго роста, съ лошадиными копытами, вмѣсто обыкновенныхъ человѣческихъ ступней. Не трудно представить съ какимъ нетерпѣніемъ ждали его товарищи, сколько произошло толковъ и предположеній и какъ выросла, украсилась и измѣнилась самая исторія.