Нина Вяха - Завещание

Мать восприняла это тяжело, и ее ненависть ко всему шведскому медленно, но верно отравляла семью. Она отказывалась учить шведский язык и вела себя более чем вызывающе, не желая идти на компромиссы и тем самым облегчить жизнь своим сыновьям. Когда в октябре 1940 года дом в Аапаярви был закончен, Сири пригласила их всех в гости, но они так ни разу и не откликнулись на ее приглашение и не приехали. Должно быть, мать с отцом собирались прожить остаток своей жизни, не навещая Сири, своего самого младшего ребенка, в ее новом доме в Аапаярви.

Да и зачем им было куда-то ехать? В Карелии все всегда было лучше, светлее и радостнее. Кора берез белее, трава на лугах зеленее. И если человека всего этого лишить, то все остальное становится ему уже неважным. На новом месте у матери Сири тут же улетучились мечты о порядочных торнедальцах и их лесах, не говоря уж о своих собственных.

Но дерево – это всего лишь дерево, хлорофилл он и есть хлорофилл, и солнце светит всем созданиям Божьим без разбору. В этом точно можно быть уверенным. Даже если мечтается о березах более белых, чем где-либо. О небесах голубее, чем где-либо. Кровь краснее, ненависть чернее.

С приходом весны война вновь вторглась в Карелию, но на этот раз Пентти не призвали в армию, поскольку он был признан инвалидом, да еще и хромым к тому же. Причем, когда ему это требовалось, он мог хромать еще сильнее. Поэтому все новости – и хорошие, и не очень, – они получали от братьев Сири. Самой главной новостью стало то, что семья собиралась вернуться домой! Сири почувствовала укол в сердце, когда представила, как ее родители и братья приезжают в родную Соанлахти в апреле, в самое красивое время года, когда вот-вот растает последний снег и пробудится природа.

Она была привязана к новому дому и обречена была оставаться вдали от родных, и казалось, что ей уже не суждено это пережить. Здесь, на севере, весна наступала не раньше конца мая или даже в начале июня, если совсем не повезет. И тогда вся природа разом взрывалась, будто по команде, и все одновременно цвело на свой диковатый и зловещий манер.

Рауху, ее младшего брата призвали на фронт. Ило, самого старшего, тоже могли призвать в любой момент, и потому он не мог вернуться домой вместе со своей семьей. У Сири ныло сердце, когда она думала об Онни, брате, которого забрала война. А еще она думала о тех, кто остался дома: как они, должно быть, постарели, совсем как она. Глядя теперь на себя в зеркало, Сири видела более взрослую версию себя самой, и горевала, что Онни навечно остался заточенным в своем юном теле, и что ему уже никогда не стать старше, чем он был на тот момент, когда его не стало. Подобные мысли навевали тоску, но приходилось пересиливать себя, у нее не было времени лить слезы, нужно было жить дальше и заниматься делами, которые никто за тебя не сделает.

На тот момент она еще не подарила Пентти ребенка и, хотя его это особо и не тревожило, его мачеха и обе старшие сестры каждый раз ехидно осведомлялись при встрече, что же это он за девчонку себе взял, от которой нет приплода. Они все спрашивали да спрашивали, сперва сдержанно, но время шло, и вскоре они стали говорить об этом уже открыто.

Каждое утро Сири с нетерпением ждала и наконец дождалась: пришло новое письмо из Карелии.

Братья писали, что вернувшись обнаружили, что их деревушка Соанлахти была передана колхозу, их аккуратный славный домик совсем пришел в упадок, а там, где они раньше выращивали картошку, рожь и пшеницу, теперь росла сплошная капуста.

– Да что мы будем делать со всей этой капустой? – негодовал Ило, и Сири словно наяву видела, как ее недоумевающие братья идут вдоль полей, а вокруг до самого горизонта сплошь зеленые кочаны со здоровенными листьями.

Русским крестьянам пришлось уехать и оставить эти земли – такова природа войны. У проигравших нет другого выбора, а победителям тоже особо выбирать не приходится. Даже если кажется, что это не так.

В следующее лето порядок был восстановлен: на полях вновь росла картошка и пшеница весело колосилась на ветру. Оба брата были теперь дома, и Ило, старший из них, взял себе жену, которая тоже была родом из Соанлахти и тоже вернулась домой в родную деревушку. Новобрачные жили в Аамувуорен Киви, в отчем доме, где и без того было тесно. Хотя брат никогда не писал об этом прямо, Сири догадывалась, что мать и его жена не стали друзьями. Но вскоре она забеременела, жена Ило, и это, казалось, смягчило материнскую неприязнь.