Нина Вяха - Завещание

Во время беременности Сири с трудом воспринимала происходящее вокруг. Ребенок отнимал у нее все силы. Она не могла ничего делать, и одной из сестер Пентти пришлось приехать и помогать по хозяйству – зимой, в сорокоградусные морозы, когда тяжелее всего. Сири терпеть не могла золовку, а та терпеть не могла Сири. При этом у самой сестры детей не было. И тем не менее, у нее хватало наглости осуждать жену брата. В ее глазах Сири не была настоящей женщиной, потому что настоящая женщина выдержит и справится со всем сама, а Сири слабенькая и ни на что негодная девица. Уставшая от упреков Сири не могла ничего на это возразить. На тот момент ей едва исполнилось двадцать лет.

Золовка ничего не говорила, лишь поджимала губы и туже затягивала узел волос на затылке, отчего казалось, что ее брови вот-вот разъедутся к вискам, но она исправно доила коров, готовила, мыла посуду, стирала, убирала, – в общем, делала все, о чем просил ее брат и с чем не справлялась Сири.

Когда ребенку пришло время появиться на свет, от сестры Пентти оказалось мало толку, и для Сири это стало не большой, но победой. Сестра присутствовала при родах своей мачехи и помогала ей, чем могла, но Сири она помочь не сумела. Та справилась со всем сама. Схватки начались поздно ночью, почти в полночь, и Сири постаралась расслабиться, она глубоко дышала, когда длилась схватка, и тужилась, когда сокращались мышцы, и в итоге вытолкнула наружу маленького ребенка почти без особых сложностей. (Относительно, конечно).

Как раз, когда подошло время утренней дойки, на свет появилась она, малышка Элина (не больше кошки! или полена!), и сестра Пентти отправилась доить коров, на время оставив всех троих, их маленькую семью, наедине друг с другом. Они все вместе лежали в постели, Пентти обнимал Сири, Сири обнимала Элину, и они оба просто лежали и смотрели на нее. Ничего не говорили, просто смотрели на ребенка, который спал, закутанный в свои одеяльца. На его темные, как у тролля, волосики и глаза, светлые, словно вода в карельских озерах. Потом они задремали, а когда проснулись, Элина по-прежнему была рядом, с ними. Уже на следующий день Сири настолько пришла в себя, что почувствовала в себе силы вновь взяться за работу, и они смогли отправить обратно домой эту зануду, сестру Пентти. Теперь они действительно были семьей.

* * *

Сири сильно горевала, когда Элина умерла. Но не настолько сильно, как Пентти. Она не знала, как поняла это, но чувствовала буквально нутром.

Это горе еще не сумело коснуться дна ее души.

У Сири всегда было странное чувство, что с их девочкой что-то не так, словно ее дали им лишь взаймы, на время. (Говорить о чем-то подобном Пентти она не решалась). Это ее безграничное любопытство. Умение моментально исчезать, если за ней не присматривать, – она не ведала страха и не думала о последствиях своих поступков. Так что все к этому вело.

Элина убежала в лес, когда они с отцом отправилась туда за рождественской елкой. Поднялась сильная метель, а она, не слушая предостережений отца, одна унеслась на лыжах прочь и заблудилась. Когда Пентти вернулся домой и рассказал обо всем Сири, та сразу вспомнила, как она чуть было не потеряла девочку во время поездки на поезде. Но она ничего об этом не сказала и вместо этого накричала на Пентти, и тот опять отправился обратно в снежный шторм, подгоняемый чувством вины и угрызениями совести. Он отыскал ее лишь к утру, закоченевшую от холода, но – и это было невероятно – все еще живую.

Элина умерла неделю спустя, в первый день 1952 года. Какое начало для нового года! Сири сидела на краю ее постельки и держала за руку – на самом деле это была работа Пентти, это он должен был сидеть с ребенком, кормить его с ложечки костным бульоном, который девочка вяло глотала, и вытирать ей лоб, когда начинался жар. Но Пентти ушел топить баню. Когда он вернулся, Элина уже умерла. Сири чувствовала себя виноватой, что лишила мужа возможности попрощаться с ребенком, но ничем не выдала своих чувств. Вместо этого они сидели, крепко держа друг друга за руки и с трудом сглатывали рыдания, потому что у них не было времени на слезы, потому что Риико было всего два годика, и теперь они должны были заботиться о нем, слабеньком мальчике с больным сердечком.

Смерть Элины стала напоминанием о чем-то, словно вывернутая наизнанку память. Когда же на руках Сири умер Риико, она внезапно все вспомнила, все, что забыла или перестала чувствовать.

* * *

Поздним вечером в конце июня в Куйваниеми зазвонил телефон. Все дети, которые на тот момент жили дома, уже отправились спать, и Сири возилась на кухне. Она собиралась приготовить калакукко, «рыбного петуха», это непостижимое блюдо, которое дожило до наших дней лишь потому, что карельцы так бережно хранили его рецепт. Сири не была исключением, и каждый год готовила «рыбного петуха».