Она готовила его, чтобы почтить память умерших детей – она всегда так делала с того самого лета 1952 года, когда у нее в первый раз умер ребенок, в то самое время года, когда коптят уклейку.
Она как раз замешивала тесто, когда зазвонил телефон, и Сири сразу поняла, кто это.
Раньше, чем раздался голос, она услышала в трубке дыхание. Наконец, он откашлялся.
– Ты сейчас печешь? – спросил он.
Сири молча кивнула в трубку – знала, что ей не нужно отвечать – он и так все поймет.
– Прошлой весной Элине исполнилось бы тридцать шесть.
– А Риико тридцать три.
Прежде они много раз заводили этот разговор. По телефону это оказалось куда легче – если хочешь, можно зажмуриться и притвориться, словно ничего и не было, что все как обычно, и вся их любовь или взаимопонимание все еще нетронуты грузом прошедших лет. Сири раскатала на столе тесто, а поверху красивым узором разбросала рыбешку.
– Почему у нас не может быть таких взрослых детей?
Сири слышала этот голос и видела того молодого солдата, в которого когда-то была влюблена, но еще она видела шестидесятидвухлетнего старика, с которым недавно рассталась. Он продолжил диалог, отвечая и за нее.
– Ведь тогда бы это означало, что мы тоже постарели. Но ведь это не так?
Сири промолчала. Она знала, какой ответ от нее ждут – это была игра, в которую они играли, безопасный способ поговорить об умерших детях, не затрагивая самых сокровенных уголков души, в которых боль уже никогда не утихнет.
Но она больше не принадлежала ему. И больше не собиралась делить с ним на двоих эту боль. Она больше вообще не собиралась с ним ничего делить.
Сири положила трубку. (Потом сняла ее. Не потому, что думала, что он снова позвонит, но полной уверенности у нее на этот счет не было.) Она убрала пирог в кладовку, накрыв его на ночь влажным полотенцем, чтобы дошел. На следующий день она подаст его к столу, и дети станут есть – без особого восторга, правда, но они были вполне смышлеными детишками, чтобы уже не жаловаться на еду, и знали, раз мама готовит «рыбного петуха», это что-нибудь да значит, и не нужно приставать к ней с вопросами.
Покончив с делами, Сири легла спать, но сон не шел, как всегда бывало, когда она пекла «рыбного петуха», но зато она была рада, что избавлена от необходимости делить это мгновение с Пентти. Горе не становилось легче, когда они делили его пополам – напротив, всегда казалось, что он утягивает ее куда-то на дно и, сопротивляясь этому, она погружалась лишь все глубже и глубже, чтобы уже никогда не всплыть на поверхность. Любовь не должна быть такой.
* * *
Именно любопытство заставило ее сесть и начать составлять объявление о знакомстве.
Женщина, пятидесяти пяти лет.
Тут ей пришлось задуматься.
Уроженка Карелии.
Знаю толк в сельском хозяйстве.
Люблю петь.
Ищу мужчину для общения, возможно, любви.
Ты должен быть дружелюбным и любопытным.
Дальше этого у нее не пошло. Чего еще она хочет от жизни? Что еще можно о ней сказать?
Однако ей показалось, что и этого более чем достаточно. В финских лесах наверняка полно одиноких мужчин, вдовцов или холостяков, которые среди прочего искали тех, с кем можно вместе попеть.
В первую неделю Сири получила три письма. Целых три штуки! Это ей-то, получавшей письма очень редко, разве что от братьев и то максимум раз в месяц. (А то и реже, потому что теперь можно было позвонить по телефону.)
Все письма были от разведенных. Кажется, институт брака в их краю приказал долго жить. Даешь развод в Швеции! Даешь развод в Хельсинки!
Сири ответила им всем. Покупая марки и отправляя письма, она раз или два оглянулась – не видит ли кто. Ей не хотелось, чтобы соседи начали болтать о ней, как о приезжей потаскухе, которая ищет себе нового мужика. Да-да, чего только не услышишь о себе на новом месте.
Все женихи были недостаточно современны, чтобы расписывать в красках причины своих разводов (они писали прямо или между строк, что ненавидели своих жен), и такие не проходили естественный отбор Сири. Но все лето каждую неделю она получала парочку новых писем. И пусть ей никто не подходил, у нее в запасе все равно оставалась целая куча знакомых по переписке. Кого из них выбрать?
– Ох, мама, как же это замечательно! – завопила Хелми в трубку, едва узнав, что от нее требуется, и тут же пообещав матери приехать как можно скорее, чтобы помочь той сделать выбор. Она немного расстроилась, что мать не попросила ее совета перед тем, как составить объявление, и ей совсем не понравилось, что Сири не требовала присылать в конверте фото – «Чтобы можно было увидеть, как он выглядит», – но в большинстве случаев мужчины сами присылали свои фотокарточки, пусть даже никто их об этом не просил.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу