Клара Фехер - Желтая лихорадка

— Ну, пожалуйста, еще немножко! Только четверть восьмого!

— Хорошо, сударыня, один гейм.

Геза смотрит на дочь. Как она прелестна! Я достиг всего, чего только хотел в этой жизни, думает он.

Подает Ева. Мяч взвивается в воздух, перелетает через сетку и ударяется о землю. Геза хочет отбить его, но мяч превращается в черный шар с огненным ореолом и, разбрызгивая искры, пролетает мимо. Да нет, это не шар, это самолет, удивляется Геза. Правда, самолетом он должен лететь завтра. Куда? Куда-то далеко. Ему уже не догнать его, и вытянутая рука тщетно тянется вслед. И в этот миг самолет взрывается, разлетается вдребезги, превращается в шипящую комету. Вот ее горячий хвост, полный мертвящих газов, надвигается на него. Гезе не хватает воздуха. Как жарко в этом зале! Сейчас он должен выйти к микрофону, текст научного сообщения у него в кармане. Но где карман? У теннисной рубашки нет кармана, а в кармане тренировочных брюк умещаются только ключи от машины. Почему он не купил себе большой красивый «форд»? «Форд» — удобная, комфортабельная машина. А в этой — видишь? — руль вдавливается в грудную клетку. Разве это ключ от машины, это ключ от подвала, пахнущего крысами и кошками. Там молоденький студент медицинского факультета Геза Полтаваи проводит свои исследования. Ключ от длинного-длинного коридора, пропахшего лекарствами и подопытными животными, коридора, по которому нужно сейчас пройти, чтобы всю ночь работать в лаборатории. Как делают знаменитые исследователи Бантинг и Бест. Как Флеминг. Нет, ему надо ехать в Африку, как Альберту Швейцеру. Габор Кишш позвонил из министерства, сказал, что срочно нужно сдать выездные документы, иначе он не успеет в командировку в Австралию. Зачем я поеду в Австралию? Кто я такой? Агент по продаже медикаментов? Или детского питания…

— Папа, что с тобой?

Раскаленная комета проносится мимо, Геза задыхается от ее жара. Тенниска насквозь промокла от пота, ракетка упала на землю, он не видит ее — слишком много яркого, слепящего солнца. Оно и понятно, отчего так жарко, ведь на нем темно-синий костюм, а не коричневый пиджак, который он взял взаймы на первый госэкзамен. Откуда взялся этот темно-синий костюм? Молодые врачи приносят клятву Гиппократа. Как можно приносить клятву на теннисном корте? Я, Геза Полтаваи, клянусь, что все свое умение… Но, извините, как много у меня этого умения?..

— Папа, что с тобой?

На одно мгновение он видит перед собой Еву, понимает, что сейчас его грудная клетка разорвется, а по руке до самых кончиков пальцев пробегает страшная, невыносимая боль.

— Быстрее позвони маме!

От волнения Ева никак не может набрать номер больницы. На параллельном телефоне в конторе спортивного комплекса кто-то тоже набирает. Она видит, как к отцу подошли двое, укладывают его на траву. Десять бесконечных минут, и машина «Скорой помощи» уже здесь. На Еву не обращают внимания, но и не прогоняют из машины.

— Папа, папа, папочка! — в отчаянии шепчет она и не смеет даже погладить его по бледному, как воск, покрытому потом лицу…

Мама тоже бледна. Даже не взглянув на Еву, словно не замечая ее, отдает распоряжения. Отца переносят в палату, дверь оставляют открытой. Иглы, пробирки, бутыли, средства истязания неизвестного предназначения. Это империя мамы.

Вот он, мир, куда она еще не проникала, мир, враждебный ей. «Мама, почему ты не слушаешь меня? Опять ты думаешь только о своих больных. Мама, мне срочно нужна красная кофточка. К воскресенью!..» — вспоминается ей.

Ева прислоняется к стене коридора, ногти впиваются в ладони. Она видит, как с отца стягивают рубаху, меряют давление, делают ЭКГ. Да, это как корабль в бурю, и мама — капитан на мостике. Одна ошибка, единственный промах — и корабль ко дну. Да что корабль — целый континент, весь мир!

Неподалеку стоит молодая женщина в джинсах, наверное, и она привезла сюда больного. Пусть они спасают моего папу, говорит про себя Ева. Пусть занимаются только им! А эта пусть уходит отсюда, чтобы никто не отвлекал маму. Папа, папочка, о господи!.. Ева стоит, не шевелясь, на кафельной плитке и думает: пока она так стоит, с ним ничего не случится, а она не будет даже дышать!

Молоденькая медсестра выходит из палаты, прикрывая за собой дверь. Приглушенным голосом говорит что-то девице в джинсах, затем подходит к Еве.

— Идемте!

Ева не смеет ни возразить, ни спросить, куда ее хотят отсюда увести. Она послушно идет за белым халатом, странно шаркая теннисными туфлями по кафелю. Медсестра приводит ее в большую столовую, ставит перед ней тарелку супа и тушеную тыкву. Суп холодный. Сколько сейчас времени? В тыквенном пюре — ломоть жареной свинины. Она без аппетита, словно кусок глины, мнет его зубами и думает о том, что это, наверное, мамин обед и теперь мама вообще останется голодная. Даже и сейчас мама думает о других, только не о себе.