Николай Полунин - Меч короля Артура

Но самое страшное началось потом. Эдгару пришло в голову простое, но ранее не появлявшееся соображение: а что происходит с андроидами потом? С теми, о выявлении которых кричали газеты, радио, телевидение? Кричали, кричали — да вдруг как-то разом перестали. Пользуясь прежними знакомствами, Эдгар начал собирать сведения и пришел к выводам ужасающим.

— У андроидов Балтерманца есть свойство, о котором молчали изо всех сил и, кажется, преуспели — теперь в этом аспекте о них никто не думает. Это — гигантский потенциал инстинкта коллективного самосохранения. Именно коллективного и именно инстинкта. У них не бывает личностей, все, что мы можем принять за личность андроида, — лишь тщательно продуманная и сфабрикованная "легенда"… Они преследуемы, они скрываются. Когда играешь в жмурки, лучше всего пробраться за спину водящего и красться за ним, находясь в полной безопасности. Сейчас водят люди.

Выстраивалась идеальная мафия, в которой был не один за всех и не все за одного, а все за всех, каждый заинтересован в каждом, потому что они окружены врагами — людьми. И они — уже на коне. Почему умолкли радио, газеты и телевидение; почему правительства, еще недавно непрерывно заседавшие, и выносившие решения, и выдвигавшие программы, теперь перепоручили все каким-то комиссиям и комитетам, не имеющим реального веса? Почему даже те андроиды, которые объявляются официально выявленными, не предъявлены общественности, не… пусть не уничтожены, но строго изолированы? Почему они исчезают бесследно? Куда? Ответ ясен: пробравшиеся на ключевые посты андроиды спасают "своих", подкупом ли, обманом ли, но — даже арестованных заполучая на свободу — пристраивают рядом с собой. Возможно, так было задумано Балтерманцем с самого начала, и частично они были внедрены заранее, а теперь их влияние растет с каждым днем… И сейчас ему, Эдгару, ничего не остается, как все рассказать, надеясь, что, каковы бы ни были первоначальные намерения Питера, уж теперь-то, узнав эту страшную правду…

— Вы понимаете? — почти крикнул он. — Людьми станут управлять нелюди. Понимаете? Уже управляют!..

— Тише. Детей своих напугаете.

Питер перебил его за все время только раз: спросил, какой у них тут источник питания. Эдгар моргнул, сбился, еще моргнул и сказал, что протянут кабель от Брюкка.

— Все это очень занятно. — Питер снял ноги с табурета напротив. — Очень занятно. Хотя, признаться, если уж мною управляют, то, пожалуй, мне будет очень мало интересно — кто. Но меня сейчас интересуют несколько иные вопросы.

— Я вас слушаю. — Эдгар был видимо расстроен, что не произвел впечатления, но надежд своих не оставлял. Ничего, подумал Питер, сейчас я его…

— Меня интересуют дети, Ленц. Да-да, Мариус Ленц, и без глупостей, пожалуйста. В частности, Полина Михельсон, чья фотография уж точно обошла все газеты, Я — и то знаю. Похищенная дочь гамбургского ювелира. Преступник не потребовал никакого выкупа, только сообщил, что вернет девочку в целости и сохранности и что ей хорошо… Ну?! Что вы делаете с детьми, вы, чудовище?

— Вы не понимаете. Андроиды…

— С андроидами мы разберемся как-нибудь потом. Все, что вы тут наболтали, — бред, который я слышал уже не раз. Сейчас меня интересуют Полина Михельсон и остальные.

Эдгар ничего не успел ответить. Ударила дверь, стук подошв дробью отозвался в гулких стенах. Ссыпавшийся по лестнице мальчонка с совершенно круглыми глазами крикнул на весь подвал:

— Учитель! Чужие!

Побелев еще больше — хотя Питер готов был поклясться, что дальше некуда, — Эдгар выдохнул абсолютно, по мнению Питера, бессмысленный вопрос:

— Ты уверен?

На что мальчонка так же невпопад отвечал:

— Они далеко.

— Это вы, — учитель повернулся к Питеру, — это за вами. Это из-за вас. Они. — И Питер понял, кого он имел в виду.

— Не порите чепухи, — отрезал он, но в груди появилось нехорошее чувство. — Это полиция. Сейчас я вас сдам, как самого вульгарного киднэппера, понятно?

Втроем они поднялись наверх — мальчишка и Эдгар бегом, Питер спокойно, но в неотпускающей тревогой. Встал сбоку от входной двери, приоткрыл щель.

— Не вижу. — Открыл шире. — Где? Пешие?

Рядом шумно дышал бледный учитель. Внезапно он рухнул на колени, и Нигер в первый момент отшатнулся, а в следующий — подумал, что тому нехорошо. Но учитель цеплялся за Питеровы брюки, бормоча свистящим голосом:

— Не за себя, не за себя — за них. Дети… умоляю, умо…

— Прекратите валять дурака! — Нет, Эдгар, или как там его, явно не притворялся.