Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

От всего пережитого я настолько устала, что не было сил двинуться с места. Боялась войти в пустую квартиру, увидеть кроватку ребенка, чтобы снова не схватить такси и не привезти его обратно.

Мичуров приехал поздно. Увидел меня, сидящую на стуле в приемной, удивился.

— Ты чего?

— Я поеду, — сказала я.

— А ребенок?

Пока у сестры побудет, не беспокойтесь.

Из Москвы до Праги ехали поездом.

Весть о том, что едут советские женщины, опережала нас. На каждой станции наш вагон окружали толпы людей. Школьники бросали нам в окна цветы, совали разрисованные голубями конверты с письмами. В этих письмах они просили передать советским ребятам о своем желании дружить с ними, переписываться.

Из Праги до Копенгагена мы летели.

Встречали нас датские женщины, усадили в автобус, отвезли в гостиницу. Я, как и в Москве, оказалась в одном номере с Саидой Ахадовой, текстильщицей из Таджикистана.

В номере было душно. Открыла окна и старалась вобрать в себя первые впечатления от города, «Уже вечер, но на улицах совсем светло, почти так же, как у нас дома», — отметила про себя. Светились ярко-зелеными огнями рекламы, мешаясь с мягким, жемчужным светом вечерних сумерек. В Эстонии тоже основной цвет — зеленый. Но не такой — мерцающий, таинственный. А здесь зелень яркая, кричащая. Позеленевшая медь куполов и крыш, зеленые пятна аллей парков, бульваров, увитые плющом стены, и даже стеклянный параллелепипед-небоскреб авиакомпании выкрашен в зеленый цвет.

Пока я стояла у окна, Саида разобрала чемодан, переоделась в цветастое длинное шелковое платье, распустила косы. Неслышной мягкой походкой подошла ко мне.

— Зелени много кругом, — сказала, — а дышать нечем. Посмотри, сколько машин, — она говорила с чуть легким восточным акцентом.

Поток машин, действительно, был бесконечным. Останавливаясь перед светофором, они пропускали цветную массу людской толпы.

В ту первую ночь в Копенгагене сон долго не приходил. Во-первых, мысли о маленьком Калью не давали покоя: как он там? Ругала себя: никудышняя я все-таки мать. Успокаивала только тем, что приехала в Копенгаген, чтобы мой сын, как и миллионы детей всех стран, мог спокойно спать в своей кроватке, чтобы детям никогда не пришлось брать в руки оружия, чтоб у них были только мирные профессии.

Я старалась лежать как можно тише, чтобы не разбудить свою соседку, но, видно, и ей не спалось. Я услышала, как она осторожно, тоже чтобы не разбудить меня, встала, налила в стакан холодной воды, стала пить.

— Ты чего? Не спится? — шепотом спросила я.

— Не могу. Душно и волнуюсь что-то. Как у нас дома сейчас хорошо, — сказала она тоже шепотом.

Саида рассказывала мне о горах Таджикистана, могучих и прекрасных, о цветущих садах в долинах, а я ей — о своей холмистой Эстонии, о нашей маленькой речке Кирина, о красивом озере Выртс-Ярве, которое вытянулось в длину на тридцать километров.

Представляя мысленно родину, мы заснули.

Утром, спустившись в вестибюль гостиницы, сразу окунулись в празднично деловую атмосферу конгресса. Глядя на яркие костюмы негритянок, затканные золотом индийские сари, вслушиваясь в разноязычную речь заполнивших вестибюль женщин, я забыла о том, что сама участница конгресса. Все, что окружало меня, было таким необычным! Я чувствовала себя зрителем в театре. Вернула меня к действительности опять же Саида.

— Ты что на ходу спишь? Сколько времени тебя зову, а ты все молчишь. Идем скорей, автобус отходит.

Пока ехали до места, где должен был проходить конгресс, неотрывно смотрела в окно. Больше всего интересовали люди. Смотрела, как они одеты, как ходят, хотелось знать, о чем они говорят. Зеркальные витрины больших и маленьких магазинов, нарядно одетые женщины, праздная публика за маленькими столиками, выставленными прямо на тротуары, — все это било в глаза, но я старалась разглядеть за этим ярким фасадом настоящую, подлинную жизнь трудящихся Дании. Вчера, когда мы ехали из аэропорта, мое внимание привлекли узкие улицы пригородов, грязные, потрескавшиеся от времени дома со следами старых выцветших реклам и вывесок. Машин там было меньше, и люди одеты были проще — рабочие костюмы, низкие каблуки, тяжелые сумки в руках…

У входа в зал Идретсхусет толпилось много людей. Узнав, что мы советская делегация, окружили. Десятки рук потянулись к нам. Я старалась не пропустить ни одной руки. Не понимала, что говорили эти люди, но по их доброжелательным улыбкам, по сияющим глазам догадывалась — говорили хорошие, добрые слова в адрес Советского Союза, советского народа. И я всем отвечала: «Спасибо, спасибо».