И тогда я вступил в ряды Коммунистической партии. Я всегда старался работать и жить так, чтобы быть примером для моих товарищей — и в работе, и в личной жизни.
Дорогая! Трудно расставаться мне с тобой. Но я должен выполнить свой долг перед Родиной. И ты, моя любимая, мой самый близкий человек, хорошо понимаешь это и будешь ждать меня, не уставая. Это будет моим самым большим утешением в разлуке.
Постарайся не грустить, выше голову, помни, я всегда с тобой. Жди и верь! Тебе не придется за меня стыдиться. Буду честно служить и выполнять свой долг.
Всегда твой Александр».
«Советский человек не может жить в таком мире, в мире бесправия, где каждый единолично борется за своё существование, каждый сам за себя. Там, за рубежом, я увидела, как простые люди всего мира уважают и любят нашу страну.
15 июня 1953 года».
В один из дней мы с мужем сажали яблони, ягодные кусты, цветы. Как мне хотелось увидеть их большими, в белом нежном цвету! Тоненькие и беззащитные, они выглядели неуклюжими подростками среди яркой, весенней зелени. Но я верила, что они вырастут и будут цвести каждую весну. Так будет многие годы. И тогда, когда я стану бабушкой, а моя Элли будет уже взрослой, она приведет под эти яблони своих детей, и бледно-розовые лепестки будут падать на головы малышей.
Цветущие яблони для меня — это символ мира. И ради того, чтобы моих детей и внуков каждая весна встречала цветущими яблонями, я, как и все матери мира, все честные люди на земле, хочу мира и готова делать все возможное, чтобы его сохранить. И пусть сегодня над нашими головами не рвутся бомбы и небо Спокойно, но мы все время должны быть на страже. Я неустанно несу трудовую вахту за рулем своего комбайна. Борьба за большой хлеб — это тоже борьба за мир. И никак у меня не может уложиться в голове, что па земле живут люди, которые готовы разрушать, сеять смерть. Так и хочется спросить у них: «Где ваш разум, господа? Во имя чего вы живете? Когда-нибудь человечество проклянет людей, живущих и работающих во имя смерти и сеющих смерть».
В тот знаменательный для меня год я держала на руках маленького Калью, ловила его беспомощную улыбку, прислушивалась к требовательному крику и думала: я для него единственная защита… Поэтому когда секретарь райкома партии Порфирий Игнатьевич Мичуров вызвал меня и сказал весело: «Собирайся в дорогу!..» — я, не дав ему договорить, перебила:
— Порфирий Игнатьевич, я не могу.
— Вот торопыга. Еще не знаешь, куда ехать, а уже — не могу.
— Никуда не могу, — стояла я на своем. — У меня сын маленький, всего два месяца.
Мичуров смущенно потер затылок.
— Прости, — сказал он. — Забыл. Ты должна была поехать на Всемирный конгресс женщин. Но такой маленький сын! Действительно, ничего не поделаешь.
— А куда ехать? — спросила я робко.
— Сначала в Москву, а потом в Данию, Копенгаген.
— И это надолго?
— Недели на две, а может быть, больше. Но ты не расстраивайся. Придется решать иначе. Ты лучше расскажи, как сынишка? На кого похож?
Весь остаток дня провела я сама не своя. Такое оказывают мне доверие, с таким важным поручением посылают, а я не могу ехать. Что делать? Сынишку оставить одного нельзя. Подошла к кроватке, где, слегка посапывая, причмокивая губами, спокойно спал Налью.
— Ну, что мне с тобой делать, что?
И вдруг меня осенило. Минда только что бросила кормить грудью сына. Может, возьмет ненадолго моего Калью?
Дождалась, пока проснется ребенок, завернула его в одеяло, напихала в большую сумку его вещички: пеленки, распашонки, игрушки — и на улицу. Как назло, такси, которые обычно стоят у дома свободные, в нужный момент не подвертывались. Минут пятнадцать ждала, нервничала.
Подкатила на машине прямо к воротам хутора. Навстречу выбежали все его обитатели. Впереди всех Минда. Глаза у нее испуганные. Боится даже спросить, что случилось. Передала ей на руки сверток с ребенком, вытащила сумку из такси, расплатилась с шофером, и только когда машина, развернувшись, уехала в город, объяснила ей причину неожиданного приезда.
Ожидая услышать самое трагическое, она с облегчением вздохнула, узнав, в чем дело. Без лишних слов, причитаний унесла Калью в дом, положила в люльку своего сына. И хотя я понимала, что Калью будет у Минды хорошо, сердце разрывалось на части, когда я через несколько часов возвращалась обратно в город.
Мичурова в райкоме не застала. Секретарша сказала, что он вернется не скоро. Уехал по колхозам проверять, как идет посевная. Я же впервые за много лет эту весну проводила в городе. Через месяц после рождения Калью вышла на работу, определили меня диспетчером в МТС во вторую смену. Мне тогда помогала мать Алекса Марцелла Юрн. Но больше двух недель она не смогла пробыть, вернулась к себе: весной дел в деревне хоть отбавляй. Вот и пришлось мне нянчить сынишку.
Читать дальше