Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

Утром перед отъездом Алекс хотел меня поцеловать, а я ему нагрубила, уехала, даже не попрощавшись. Потом по дороге ругала себя, что так обошлась с ним. Но что я могу с собой поделать, такой уж у меня характер, чертовски плохой. Когда с работой не ладится, не мил мне весь свет.

Прошло время, и на полях взошли дружные зеленые ровные всходы. Настроение сразу поднялось. Мысленно похвалила своих девочек. Хорошо, с душой работали. Будут из них настоящие трактористки.

И в Вильянди нас ждали неожиданно хорошие вести. По итогам посевной бригада заняла второе место. Для первого года работы да при наших-то неполадках это был, конечно, хороший результат.

Перешли на вспашку пара. Девушки работали уже значительно увереннее. Я могла их теперь на какое-то время оставлять одних. Была уверена — не подведут. На несколько дней уезжала даже в Москву — на пленум ЦК профсоюза, где обсуждался очень важный для нас, механизаторов, вопрос — о подготовке к уборочной. Обратно, для экономии времени, возвращалась на самолете. Первая мысль — как там мои девушки, вторая Алекс, а потом — мой комбайн. Уборочная страда не за горами, я же еще не подготовила машину.

Июнь пролетел незаметно. Самый красивый месяц в году, с белыми ночами, длинными солнечными днями. Двадцать второго июня всей бригадой ходили в старинный парк на районный праздник песни. Хорошая у нас в Эстонии эта традиция — проводить раз в пять лет певческие праздники по всей республике, в каждом районе, городе. А потом все коллективы собираются в Таллине, на Певческом поле, на заключительный праздник песни.

Эта традиция зародилась более чем сто лет назад. Тогда народ, задавленный гнетом царского самодержавия, немецких баронов, в стремлении сохранить свое искусство, свою культуру впервые проводил такие праздники. Тысячи мужчин и женщин начинали задолго готовиться к ним, ходили на спевки, шили национальные костюмы, отделывали их шитьем, вышивками, кружевами. Собирались все вместе и пели эстонские старинные и современные песни. И слушатели, и исполнители испытывали одинаковую радость, ощущали себя единым целым.

Особенно остро ощущаешь силу народа, его искусства, корнями уходящего в далекое прошлое, на огромном Певческом поле в Таллине, которое расположено на самой высокой точке парка Кадриорг. С высоты видно голубое Балтийское море, а рядом с трибуной — людское море. Оно переливается яркими красками под солнцем. И над ним, сильнее, чем морской прибой в самый сильный шторм, гремит тысячеголосый хор.

Конечно, в Вильяндиском парке праздник проходил скромнее, но все равно это был настоящий праздник. И он всегда приносит много радости, потому что ты разделяешь его со своими близкими, друзьями.

Перед уборкой выдалось несколько свободных дней. Решили съездить на родину Алекса. С нами поехали и мама с папой, Вельтан, сестра Алекса Лейли.

Хутор, где родился и вырос Алекс, совсем маленький. Дом почти в землю врос. Ему уже больше ста лет. Здесь жила еще бабушка Алекса. От большой дороги хутор отгорожен леском. Перед домом — небольшой сад. Рядом с вековыми липами молодые, еще совсем тоненькие стволы яблонь. Их Алекс посадил 9 мая 1945 года в честь Победы.

Вокруг хутора маленькие, всего в несколько шагов, поля, отвоеванные у болота. Кругом отводные канавы.

Родители остались дома, а мы с Алексом вышли на улицу. Ему не терпелось показать мне места, где провел он свое детство. Здесь каждая тропинка знакома, каждое деревце, каждый кустик… Обошли все поля, и мне показалось, что я тоже вернулась в детство. Нарвала васильков, сплела венок. Так с этим венком на голове и вернулась в город. Долго хранила его как память о том счастливом дне.

А в Вильянди все заботы навалились на меня с новой силой. Сюда, в город, мне приходилось ездить часто: то совещание комбайнеров — нельзя не поехать, то пленум райкома — на последней партийной конференции меня избрали членом райкома. А до города от нашей деревни двадцать два километра. Хорошо, велосипед сокращал расстояние.

Из города обычно спешу скорей в бригаду. Во время сенокосов мы помогали колхозникам возить сено. Получали от них немало благодарностей. Девчата мои были довольны. А ведь поначалу ворчали, мол, не наше это дело.

— Как не наше? — возмущалась я тогда. — Всем, чем можем помочь, должны помогать. Общее у нас дело.

Все чаще думала я о комбайне. Он уже стоял в колхозе и дожидался меня. Какой-то будет третья наша с ним уборочная? Рожь стояла высокая, уже тронула ее золотая спелость.