Александра Полстон - Санта–Барбара II. Книга 2

У нее даже лицо изменилось. Раньше оно было похоже на какую‑то безжизненную маску, а теперь она улыбается.

Неужели, ты этого не видишь?

Перл сокрушенно взмахнул руками.

— Но ведь это все произошло не благодаря вмешательству или, как ты хочешь думать, помощи этих врачей, а наоборот, вопреки им.

Кортни обессиленно откинула голову на подушку.

— Только не говори, что произошло это благодаря твоему появлению в клинике, Перл. Я не думаю, что человек, далекий от медицины, может сделать что‑то с этими людьми.

Перл испытывал страстное желание уйти от этого разговора, но, к сожалению, у него такой возможности не было.

Приходилось медленно и надрывно объяснять Кортни, что происходит в клинике и как при этом чувствует себя он.

— Неужели ты меня не понимаешь, — чуть поморщившись, сказал он. — Попробую тебе объяснить. Не вполне нормальные люди не похожи на тех чудаков, которых изображают на коробках с кукурузными хлопьями — Майкл Болдуин Брэдфорд Третий раньше этого не понимал, а я, кажется начал понимать это.

Я, Перл.

Когда умер Брайан и я взял это имя, я попал к гораздо более ненормальным людям, чем лежат в этой больнице.

Он дышал так тяжело, будто ему не хватало воздуха.

Кортни лежала, отвернувшись в сторону, и кусала губы. Она чувствовала, что все ее попытки убедить Перла остаться и не возвращаться в больницу были бесполезными.

После некоторой паузы, Перл продолжил.

— Люди, которых я встретил в клинике доктора Роулингса, спасли меня. Да, здесь уместно употребить, именно, это слово — спасли.

Иначе, я даже не знаю, что было бы со мной. Ведь, я находился в такой растерянности, на таком распутье. Я не знал, что происходит со мной, кто я на самом деле, что я должен делать, для чего я предназначен в этой жизни. А сейчас у меня появилась цель.

Ты понимаешь, Кортни?

Он повернулся к ней и вдруг неожиданно спросил:

— Ты вот, например, знаешь, что такое селезенка?

Она с удивлением посмотрела на него.

— Конечно, знаю. А почему ты об этом спрашиваешь?

Он мрачно усмехнулся.

— Правильно. Вот ты знаешь, а они не знают. Эти доктора не обращали на нее внимания. Они ставили крест на этих больных.

Эти поганые врачи не знали, что селезенка вырабатывает клетки, которые очень важны для нашего здоровья.

Она смотрела на него непонимающим взглядом.

— Перл, честно говоря, я не совсем…

Он неожиданно повернулся к ней и стал объяснять, активно помогая при этом руками.

— Понимаешь, Оуэн, Элис и все остальные, они же совершенно нормальные, такие же люди как и мы.

Мы, может быть не знаем чем они больны. Но ставить на них крест нельзя. Нельзя отказывать им в праве на то, что должно быть у любого: в праве на свободу, в праве жить, наконец.

Она со страхом посмотрела на него.

— Меня пугают твои слова.

— Но ведь, именно, так и обстоит на самом‑то деле, — в его голосе слышалась такая горечь и боль, что Кортни испытала новый прилив нежности к Перлу.

Пусть он даже и не любил ее.

Она повернулась к нему и погладила по щеке.

— Идеализм — это прекрасно, — сказала Кортни, неотрывно глядя в его глаза. — Немного поддержать людей, и никаких вопросов.

Он вдруг неожиданно понял, что Кортни важны не эти люди, а только он.

Впрочем, для женщины это было совершенно объяснимо, но Перл добивался от нее не этого — он добивался от нее взаимопонимания.

Он хотел объяснить какие чувства испытывает к этим людям. Хотел сказать, что можно сделать, как спасти.

Но, очевидно, это было бесполезно. Он тяжело вздохнул и отвернулся.

— Я не говорю, что ты лжешь, Перл, — поспешно сказала она, — я верю всему, что ты говоришь, но то, чему я хочу больше всего верить, ты не скажешь.

Ты остаешься, а я уезжаю — вот, что я имею в виду.

Он лежал, прикусив нижнюю губу.

Странный у них получался разговор — оба лежали, отвернувшись друг от друга, и разговор происходил, словно, через стенку.

Они просто не понимали друг друга.

— Я не схожу с ума от того, что не могу убедить тебя ни в чем, — с горечью произнесла Кортни, — но я знаю, что люблю тебя и, надеюсь, что когда‑нибудь тебе понадоблюсь.

Она поднялась с кровати и, не обращая внимания на упавшее одеяло, стала собирать с полу свои вещи.

— Послушай меня, Кортни…

Перл предпринял последнюю попытку убедить Кортни, что он не может иначе.

— … как бы тебе это объяснить?

Я только сейчас начал думать над тем, кто я такой, что я делаю, для чего я живу.

Знаешь, странствуя день за днем в одиночестве, когда кругом ни души, а сам ты ничто среди высоких, скалистых ущелий. Иногда ты оказываешься на берегу зеркально гладкой, зеленой реки. Присаживаешься на гладкие, оббитые водой за многие тысячелетия камни и думаешь: «Что же происходит со мной, человеком, наделенным чувствами и зрением? Откуда я взялся на земле и, что совершаю, пока еще живу?».