Михаил Шифман - Рукопись, которой не было [Евгения Каннегисер – леди Пайерлс] [litres]

Однажды утром Эльс встретила Бора в гостиничном лифте в Нью-Йорке. Она улыбнулась Бору и сказала: «Доброе утро, профессор Бор. Не знаю, помните ли вы меня». – «Я не Бор, я Николас Бейкер, но я отлично помню вас, госпожа фон Халбан». – «Нет, я – госпожа Плачек».

– Рони, Габи, угомонитесь уже, давно пора спать. Смотрите, папа уже уснул.

Тук-тук-тук… Мерно стучат колеса на стыках рельс. Наконец-то в купе стало тихо. Мне не спится. Разрозненные сцены из последних лет – Бирмингем, Атлантический океан, Нью-Йорк, Руди в бомбардировщике, дети в Торонто – все это мелькало, как в калейдоскопе. Хотя напряжение последних дней отчасти спало, я нервничала, но не хотела никому это показывать. Мы едем в неизвестность. Что ждет нас в Нью-Мексико?

В «Памятке о прибытии», которую нам выдали перед отъездом, были указаны только железнодорожная станция Лами близ Санта-Фе и число, когда нам следовало туда прибыть. «Вас там встретят. По дороге вы не должны упоминать вашу профессию. Отныне вы просто господин и госпожа Пайерлс, едете с детьми в отпуск».

В справочнике я прочла: «Железнодорожная станция Лами, в 18 милях от города Санта-Фе, была построена в 1909 году, в испано-мексиканском стиле. Названа в честь первого архиепископа Санта-Фе Жана-Баптиста Лами. Роман Уиллы Кэсер “Смерть приходит за архиепископом” навеян его образом».

Попасть туда на поезде было непросто: сначала надо доехать до Чикаго, а оттуда на калифорнийском экспрессе, курсирующем между Чикаго и Лос-Анджелесом. Слово «экспресс» в названии выглядело издевкой. Даже до войны он часто выбивался из расписания, а сейчас и вовсе тащился как черепаха, останавливаясь на каждом полустанке, чтобы пропустить военные эшелоны. Руди хотел лететь самолетом через Альбукерке, но генерал Гровс категорически запретил ему воздушное путешествие, как, впрочем, и всем остальным ведущим сотрудникам проекта, опасаясь несчастных случаев. Нильс Бор ехал на этом же поезде за несколько месяцев до нас, причем, в отличие от нас, его сопровождала охрана. Из предосторожности они сошли с поезда, не доезжая до Лами, на предыдущей станции. «Какое счастье, что мы едем сами по себе», – обрадовался Руди.

Время было военное, с билетами часто происходила путаница, иногда одно и то же место в купе доставалось двум пассажирам одновременно. Чтобы избежать подобной неприятности, мы решили приехать на вокзал пораньше, с большим запасом. Перрон был забит людьми и чемоданами. У меня перед глазами тут же встали сцены из нашего с Руди путешествия по Кавказу в 1930 году. Люди выглядели измотанными, некоторые разыскивали пропавший багаж.

Нас провожали друзья, которые и помогли нам пробиться к вагону. «Только бы не потерять Рони и Габи! Если они отобьются, пока мы будем их искать, поезд уйдет».

Как только мы уселись в купе, пришли пассажиры с билетами на наши места. «Видишь, Женя, что я тебе говорил!» Проводник удалился на несколько минут, потом вернулся и объяснил нам, что действительно вышла ошибка. «Ваше купе совсем в другом вагоне. Но не волнуйтесь, я вижу, что ваши дети очень устали, так что первую ночь вы можете провести здесь, а завтра утром я провожу вас».

Сначала наш путь лежал на запад. Прерии перемежались рощами и живописными озерами. Потом пошли кукурузные поля от горизонта до горизонта, с редкими вкраплениями ферм. Мы проехали без остановок мимо двух-трех городков и свернули на юг. Постепенно исчезли реки и ручьи, и мы въехали в край неземных пейзажей. По сторонам холмы, покрытые можжевельником, солнечный свет, перемежаемый тенью, каньоны и обширные пустынные равнины с торчащими кое-где кактусами, раскинувшиеся под бесконечным небом. Церкви из саманного кирпича, древние индейские поселки – пуэбло… Снежные горные пики, дюны из белоснежного песка, горячие источники, пересохшие русла горных ручьев. «Арройо», – сказал проводник, указав на глубокую промоину за окном. Доселе незнакомое испанское слово врезалось в память. От проводника же я научилась правильно произносить слово «adobe» – адобе. Так называются местные саманные кирпичи.

Чем дальше на юг, тем суше равнина. Вдалеке показались горы Сангре-де-Кристо – Кровь Христа, – чьи заснеженные вершины действительно становятся кроваво-красными на закате. «Какая бесконечная земля и как мало людей, – думалось мне, – как бессмысленна война…» Красота не от мира сего, видимо, околдовала Роберта Оппенгеймера, вот почему именно здесь он решил построить свой секретный город на Холме.