Михаил Шифман - Рукопись, которой не было [Евгения Каннегисер – леди Пайерлс] [litres]

Соображал Оппенгеймер мгновенно. Руди говорил, что обычно при разговоре с Оппи к моменту, когда вопрос сформулирован наполовину, Оппи уже все понимал и его ответ был готов. «Он видит главное в любой проблеме, научной или житейской, и, как правило, находит решение, зачастую единственно возможное. Когда он подводит итоги недели – блестяще, – в зале собираются все».

Я сама много раз была свидетельницей того, как быстро Оппенгеймер находил подход к совершенно разным людям, неизменно вызывая у них доверие и симпатию. А вот его жена Китти мне не понравилась. Что бы она ни говорила, всегда проскальзывали нотки высокомерия. По-моему, она и не пыталась их скрыть. Впрочем, мужчины относились к ней по-иному, нежели женщины.

Относительно еды и одежды Роберт Оппенгеймер придерживался строгого ритуала: если кофе, то черный, как ночное небо Нью-Мексико. Молоко и сахар к кофе в его доме не подавали. Если бифштекс, то кровавый. Он носил дорогие костюмы и стильные шляпы.

На следующий день, в воскресенье, мы с Руди решили немного прогуляться по окрестностям. Тропинка причудливо извивалась; иногда ее пересекали другие тропы. Повернув назад и пройдя минут десять, мы вдруг наткнулись на глубокий каньон, преградивший нам путь. По-видимому, где-то свернули не туда. «Ничего, – сказал Руди, – вернемся на основную тропу, и все будет в порядке». Так мы и сделали, но вскоре снова уткнулись в каньон. При этом мы не теряли из виду водонапорную башню в Лос-Аламосе. После следующей безуспешной попытки я поняла, что безмерно устала, и присела на валявшееся бревно. «Вот и хорошо, хоть спокойно посмотрю на закат солнца».

На высоте Лос-Аламоса мы акклиматизировались далеко не сразу.

Душой и центром Лос-Аламоса – центром в прямом смысле этого слова – была Лаборатория. Она была создана в рекордные сроки буквально на пустом месте для разработки атомного оружия. В этой Лаборатории работали лучшие физики-экспериментаторы, измерявшие свойства ядер; лучшие физики-теоретики, занимавшиеся цепной реакцией деления; лучшие химики и металлурги, занятые производством необходимых материалов, и т. д. Многие из них оставили нам свои мемуары. Но я могу написать о том, о чем они умолчали.

Начну с нашего жилища – двухэтажного восьмиквартирного дома для семейных сотрудников. Наш дом, так же как и все другие (кроме некоторых в Банном ряду), отапливался теплым воздухом, который поступал от горелки, установленной в подсобном помещении. Топливом служил уголь. В нашей квартире был установлен термостат, который одновременно регулировал температуру и у нас, и в квартире семейства Ферми над нами, на втором этаже. Когда мы открывали окна, чтобы проветрить квартиру, термостат врубался на полную мощность, а Ферми над нами при этом чувствовали себя, как в бане. И наоборот. Разумеется, я договаривалась с Лаурой Ферми – моей подружкой с римских времен – заранее. Но в других квартирах люди часто забывали это делать, отчего возникали трения.

Случались ситуации, когда в горелке выходила из строя система поддува. Тогда она разгоралась все сильнее и сильнее, что легко могло привести к пожару, ведь наши дома были деревянные, а лето на Холме очень сухое. Однажды мы проснулись ночью от странного запаха. Руди отправился взглянуть на горелку. Прочесть показания термометра он не смог – забыл очки. Бегом обратно, и снова к горелке. Столбик ртути зашкаливал. Руди нажал на кнопку пожарной тревоги, переполошив весь дом. Приехали пожарные и техники и все исправили. С вызовами экстренных служб возникала необычная проблема. Улицы не имели названий, а дома нумеровались не в том порядке, как они стояли на улице, а в том, в каком их строили. Например, дом 145 мог соседствовать с домом 59. Один раз я слышала, как пожарный, выглянув из кабины, спросил у прохожего: «Где тут дом 97?»

Фасадом с парадным входом наш дом был обращен к лесу. Из окон открывался изумительный вид. Но после дождя пользоваться этим входом было невозможно – улица превращалась в грязевую ванну. Поэтому все ходили через кухню – одну на все восемь квартир. В кухне была большая печь на дровах, которую все называли «черной красоткой». Некоторые покупали электрические плитки и готовили у себя в квартире. Позднее и горелку, и «черную красотку» заменили на более современное оборудование.

Комната Габи находилась прямо под комнатой, в которой Лаура и Энрико поселили свою дочь Неллу. Габи было почти одиннадцать, Нелла на два года старше. Несмотря на разницу в возрасте, они близко сдружились. Когда Габи думала, что мы уже заснули, они переговаривались через трубу, проходящую через обе комнаты. Обменивались девчачьими секретами.