Когда Анри возвращался с кладбища, террасы кафе уже заполнялись шумными посетителями. Он остановился у церкви святого Жака И купил букет белых лилий.
Едва войдя в церковь, Анри столкнулся с аббатом Папоном, но тот даже не поздоровался с ним. Чуть дальше алтаря, из тени, отбрасываемой одной из колонн, вышел аббат Ведрин. Поджав рот, он тусклым взглядом посмотрел на Анри, затем на его букет.
— Пришли помолиться, господин профессор?
— А почему бы и нет, господин аббат? Или вы мне запрещаете прибегать к помощи вашего бога и ваших святых?
— Ни в коем случае. Вы ведь крещеный. Вы имеете полное право. Они к вашим услугам. Только сумеете ли вы воспользоваться их помощью? Не мешало бы вам посоветоваться с человеком сведущим… в этих вопросах.
Анри рассмеялся и покачал головой.
— Увольте, господин аббат, это выше моих сил! Сейчас мне не до этого. Я только что проводил своего старого друга Тастэ на кладбище.
— Да, знаю… Кстати, господин профессор, вы понимаете, что я не мог присутствовать на этой… сугубо светской церемонии, но мне хотелось бы, чтоб вы знали: я все это время был здесь и молился.
И он словно растворился между исповедальней и дверью в ризницу. Анри обошел алтарь и остановился перед статуей богоматери.
Он был разочарован, не найдя в ней ничего необычного. Вблизи статуя теряла даже сходство с Мартой Лассег. Это была примитивная, грубо раскрашенная скульптура из дерева. Надо смотреть на нее издали, чтобы понять, чтобы проникнуть в ее суть. «Недоступная — нет, далекая — да…» Наверно, именно это и имел в виду Теодор. Анри положил букет у подножия, смутно сознавая, что должен что-то сказать… возможно, помолиться. Помнит ли он еще «Ave Maria»? Привет тебе, о дева Мария, благодатная… Он поднял глаза, внутренне посмеиваясь над двусмысленностью положения, в которое попал.
— Святая Лизистрата, — вдруг прошептал он, — даруй нам мир!
Мир. В этом слове было столько обещаний и столько горечи. Не успел Анри произнести его, как невольно почувствовал всю серьезность своей молитвы и в то же время какую-то грусть. Мир, накрывающий словно саваном ушедших из жизни. Ничем не нарушаемый мир кладбищ, который крадет тишину у жизней, преданных забвению. Красный и трехцветный мир перемирия, когда рот людоеда растягивается в улыбку после того, как он поглотил столько жизней, жизней невозместимых, жизней, которые были просто жизнями и ничем больше. Жан умер ни за что. Тастэ умер ни за что. Анри сжал зубы и чуть ли не с яростью посмотрел на статую.
— Даруй же нам мир, — сказал он, — но только, черт возьми, не заставляй нас слишком дорого платить за него.
* * *
Не прошло и месяца, как кровопролитие в Алжире прекратилось, и таким образом просьба Анри была выполнена хотя бы временно и частично. По этому поводу Лассеги устроили прием для узкого круга друзей — своего рода новоселье.
Теодора не было среди гостей. Он находился в другом конце департамента, где ему предложили место младшего учителя. Ранение, которое он получил при взрыве бомбы в «Ла Гранжет», служило ему лучшей рекомендацией. В октябре ему поручили замещать одного учителя в Колаке, а весной он женился на Лизе. Вскоре он стал преподавателем в Сарразакском коллеже и одним из организаторов народного театра в «Ла Гранжет», восстановленной и превращенной в весьма солидный центр светской культуры. Поскольку проект проведения фестиваля в Сарразаке канул в лету вместе с Бриу, Теодор показал «Лизистрату» на школьном празднике. Лиза с большим успехом выступила в главной роли.
В конце осени Мамби поставил «Лизистрату» в «Театре-студии Елисейских полей». И здесь спектакль прошел с не меньшим успехом.
Примерно в то же время Жанна Дуаен, разведясь второй раз, вышла замуж в Варшаве и вскоре получила премию Оскара за лучшее исполнение женской роли.
После того как Лапутж был арестован, осужден, а затем оправдан, он вернулся в Сарразак, но лишь на то время, какое было ему необходимо, чтобы продать свой докторский кабинет. Впрочем, клиентуры у него почти не осталось. С тех пор о Лапутже никто больше не слыхал. Правда, поговаривали, что он поселился в Аргентине.
После схватки с Лассегом Бриу счел наиболее разумным подать в отставку. Он не был переизбран: большинство избирателей, голосовавших за него ранее, перешли к Фоссаду, заступившему на его место и таким образом осуществившему свою мечту, которую он четверть века лелеял. Встал вопрос и о замещении должности Тастэ. Лассег отказался, Кош был слишком занят своим культурным центром, и тогда большинством голосов молодых учителей светских школ в муниципалитет была избрана госпожа Кош.
Читать дальше