Катя Миллэй - Море спокойствия

– Настя, привет! – здоровается Клэй, поравнявшись со мной. Он тяжело дышит, но улыбается. Я останавливаюсь и отхожу к стене, чтобы мы не стояли посреди коридора. Меня распирает от любопытства: Клэй всегда здоровается со мной, встретившись случайно, но никогда не станет искать встречи специально.

– Хотел попросить тебя об одном одолжении, и раз уж ты вроде как передо мной в долгу, то не откажешь.

Да неужели? Меня волнует не столько его просьба, сколько то, чем же таким я ему обязана. Я смотрю на него, подозрительно прищурившись, – он продолжает улыбаться.

– Вспомни, сколько раз тебе удавалось в обеденный перерыв попасть в крыло английского языка благодаря подпирающему дверь учебнику? Этот учебник, кстати говоря, смят уже в лепешку, и мне, скорее всего, придется за него платить, так что ты должна мне вдвойне.

Ну, допустим. Я показываю ему рукой: давай, выкладывай, что у тебя там.

– Я хочу тебя нарисовать. – Совсем не такого я ожидала, хотя даже не задумывалась, чего жду. В целом просьба не такая уж необычная, учитывая, что исходит она от Клэя Уитакера. Только непонятно, почему ему нужна именно я. Надеюсь, он не думает, будто я стану позировать ему обнаженной – не дождется. Я стучу пальцем по альбому и жестом прошу открыть его. Мне до смерти хочется посмотреть на его рисунки, и лучшего повода для этого не найти. Его улыбка при всей невозможности становится еще шире, но теперь в ней видна искренность. Он больше не старается меня убедить – этим займутся его рисунки.

Все это время мы стояли лицом к лицу, поэтому сейчас он встает рядом со мной, плечом к плечу, прислоняясь к стене. Скидывает рюкзак на пол, открывает альбом. На первом рисунке изображена пожилая женщина с морщинистым лицом и тонкими губами. Сильно запавшие глаза производят ужасно гнетущее впечатление. Я кошусь на Клэя: тот ждет моей реакции. Я не знаю, как реагировать, так что жестом прошу перевернуть страницу. Со следующего листа на меня смотрит лицо мужчины. Он похож на Клэя, но более взрослого – должно быть, его отец, если только это не своеобразный автопортрет в будущем. Как и первый рисунок, этот выглядит потрясающе живым. Клянусь, в глаза этих людей можно заглянуть и прочитать их мысли. Мастерство Клэя не просто вдохновляет, оно почти пугает. На очередной странице я вижу женщину с налитыми кровью глазами. Я точно знаю, что они красные, хотя изображение черно-белое. Я ощущаю это интуитивно. Мне хочется прикоснуться к ней, узнать, что у нее случилось. Но это чувство не сравнится с тем, которое охватывает меня, когда я вижу портрет на следующем листе.

Я гляжу на свое лицо. Оно мое и в то же время не мое. Это я, какой он никогда меня не видел. Выгляжу младше, глаза ясные. На мне ни следа косметики, волосы зачесаны в хвост, кончик которого перекинут через правое плечо. Я касаюсь этого рисунка, не в силах удержаться. Рука тянется к нему сама. Едва пальцы касаются бумаги, я отдергиваю их. Лучше бы он не показывал мне его здесь. Больше не могу на него смотреть. Захлопываю альбом и возвращаю ему.

Теперь я уже не так уверена, что второй рисунок не был будущим автопортретом Клэя. Судя по всему, ему достаточно взглянуть на лицо, чтобы с легкостью состарить его, не только кожу, но и скрывающуюся под ней личность. То же самое он проделал и со мной, только в обратную сторону. Сделал меня младше. Убрал возраст, снял с меня произошедшее за эти годы и дни и нарисовал такой, какой я была раньше.

Я поворачиваюсь к Клэю, не зная, какое выражение на моем лице. Это может быть любая из тысячи эмоций, которые мне не хочется разбирать прямо сейчас, стоя в коридоре перед первым уроком. Скоро прозвенит звонок, коридор заполняется учениками.

Клэй смотрит на меня и ждет. Он больше не улыбается. Наверное, все то время, пока я рассматривала альбом, он наблюдал за мной, оценивал мою реакцию на его попытку раскрыть мне свою душу. Как бы он ни гордился своими рисунками, я знаю, что, показав их мне, он словно сорвал с себя одежду и обнаженным предстал передо мной в ожидании моего решения. То же самое я испытывала, когда играла на фортепиано что-то из своих сочинений.

– Ну так что?

Я вынимаю из рюкзака блокнот на спирали. Коридор оглашает первый предупреждающий звонок на урок, мне надо торопиться в класс. «Время и место?» – пишу я и передаю ему листок. В эту минуту к нему подбегает Мишель-Фотоальбом и, схватив за руку, тянет его прочь.

– Идем быстрее! Мы опоздаем! – Думаю, она даже не заметила, что он разговаривал со мной.