Марина Аромштам - Белый верх – темный низ [litres]

И с Анжеликой «то самое» делали все встречные персонажи-мужчины. Подогревая мой интерес к Анжелике, Оля пересказывала мне какую-нибудь восхитившую ее сцену:

– Она спешит по подземному коридору и сталкивается с герцогом, своим лютым врагом. А он? Он прижимает Анжелику к стенке, поднимает все ее многочисленные юбки, быстро делает свое дело и говорит: «Вы свободны!»

Эпизод с юбками Оля считала в высшей степени остроумным. Я соглашалась: к этому времени я тоже стала ценить остроумие.

Но Оля не только открывала мне новые грани литературного мира! Она еще завела обычай играть в жмурки на дне рождения! В нашей компании было четыре девочки. По праздникам мы собирались у Оли и ели бутерброды со шпротами (одно из самых изысканных блюд, которые я когда-нибудь ела). Потом дожидались, когда стемнеет, и выключали свет. Темнота была почти полной – и мы играли в жмурки. Мама могла бы оценить наш азарт. Но когда мы доросли до литературной стадии обсуждения «того самого», родители на днях рождениях обычно уже не присутствовали…

Оля еще стала приглашать в нашу компанию «Олю маленькую», из другой школы. («Оля маленькая», как и мы, училась тогда в седьмом классе, но ростом была еще ниже меня. Где «откопала» ее Оля Сенина, я совершенно не помню.) По мнению Оли Сениной, «Оля маленькая» обладала редким и ярким даром – «впадала в экстаз», когда слушала «Скорпионс». До появления «Оли маленькой» я никогда не задумывалась, что значит «входить в экстаз». И сначала мне было интересно за ней наблюдать: как она закатывает глаза, укладывается на пол и со странной улыбкой начинает там извиваться. Но уже к третьей встрече во мне пробудился какой-то Станиславский и стал бубнить: «Не верю. Никакой у нее не экстаз. Она все изображает». Мне стало неловко смотреть на «Олю маленькую». И играть с нею в жмурки.

Но если бы Оля Сенина делала только это!

Если бы только это!

Время от времени Оля умудрялась так ткнуть в мою устоявшуюся картину мира – «белый верх, темный низ», – что там появлялось какое-нибудь несмываемое пятно или даже дыра.

Вот наш класс идет на экскурсию в Музей Ленина.

Я тут не первый раз. В отличие от Мавзолея, в Музей Ленина не было очереди, и мама в какой-то момент решила меня утешить: а пойдем-ка мы в Музей Ленина! Он ведь тут совсем рядом! Такую замену она предлагала не раз, не забывая цитировать:

Так что в Музее Ленина я ориентировалась. У меня там даже был любимый экспонат – пальто Ильича, пробитое двумя пулями. Пальто висело в стеклянной витрине. Чтобы дырки от пуль сразу бросались в глаза, их обвели мелом. Это пальто доказывало, что Ленин рисковал жизнью во имя Революции. А стреляла в него эсерка Каплан.

Я не очень вникала в то, что означает «эсерка». Главное было понятно: эта эсерка – плохая, эсеры выступали против большевиков.

А вот папе не нравилось, что эсерку, стрелявшую в Ленина, звали Фанни Каплан. И он с каким-то неправильным возбуждением рассказывал о расследованиях, которые доказали: на самом деле в Ленина стреляла совсем не Каплан. Каплан была «запасной». А тот, кто стрелял, носил другую фамилию. Такая версия папе нравилась гораздо больше.

А мне история нравилась и с Каплан, и без Каплан. Нравилось мне, что в Ленина стреляли – но не убили. Мне всегда нравилось нечто подобное: стреляли – но не убили, герой остается жив… Герой ныряет в кипяток, а вылезает оттуда ни с кем несравнимым красавцем.

Правда, Ленин не мог стать лучше: у него и так был самый потрясающий мозг. Про то, как устроен мозг Ленина, узнали, когда Ленин умер. Тело его положили на хранение в Мавзолей. А мозг извлекли и отправили на изучение, рассказывала мама. Ради этого даже создали специальный институт. Исследование подтвердило, что мозг Ленина был мозгом гения: у обычного человека задействован ничтожный процент мозговых клеток, а у Ленина были задействованы почти все клетки мозга…

Оказавшись в Музее Ленина, я пошла к витрине с пальто. Оля вяло тащилась за мной. Ленинское пальто ее совершенно не трогало. Ее вообще ничего в этом музее не трогало. Но я застряла у витрины с пальто, и она развлекалась тем, что за мной наблюдала – как я нежно рассматриваю свои любимые дырочки. (Ее вообще забавляют мои реакции, заявила она однажды.)

В результате мы с ней отстали от класса. Я-то нарочно отстала. Я знала: в следующем зале лежат посмертная маска Ленина и другие реликвии с ленинских похорон. А на реликвии с похорон мне смотреть совсем не хотелось…