Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

Погруженный в думы, я пристально вглядывался в бегущие передо мной зеленые волны. Внезапно бег их остановился, и я и берега, подхваченные безумной силой оптического обмана, помчались вспять, вихрем сметая на своем пути картины прошлого, пустые площади, длинноволосых девчонок из кафетериев, одетых в кожаные куртки парней на мопедах и мотороллерах, сидящих на багажнике девчонок в развевающихся косынках.

Я вернулся в гостиницу, достал карту города. Оказалось, что комплекс окруженных зеленью светло-коричневых зданий, на который я обратил внимание еще вчера, называется Университет. Времени у меня было достаточно, и, чтобы чем-то занять себя, я направился в универсальный магазин по соседству с гостиницей, мне было стыдно за этот поступок, но ничего не поделаешь. Стоя на эскалаторе, я наблюдал бессмысленную суету продавцов и покупателей, и чем выше поднимался — на каждом этаже мне приходилось сделать несколько шагов, затем повернуться, — тем резче становилось ощущение, что в этом мирке я посторонний, чужой, но именно благодаря своему движению, причем движению наверх, могу позволить себе с презрением смотреть на толпу внизу. Я возвышался над этими людьми, поднимался с этажа на этаж, переходя с одного эскалатора на другой, а народу на них становилось все меньше и меньше, с последнего этажа я спустился вниз на лифте и, поскольку свободного времени было много, повторил свое путешествие еще раз.

Лишь после третьего захода мне наконец удалось избавиться от ощущения, которое возникало у меня на движущемся эскалаторе. Я пошел к вокзалу, разыскал в глубинных лабиринтах лифт и поднялся наверх, в университетский городок, несмотря на то что до начала конгресса было еще далеко. Ориентируясь по стрелкам и указателям, я довольно быстро нашел зал, где первым делом мне бросилась в глаза девушка, курившая трубку. Увидев меня, она улыбнулась, насколько трубка позволяла ей сделать это.

— Grüße [21] Привет (нем.) . , - сказала она.

Я что-то пробормотал в ответ и посмотрел в окно на горы, которых, впрочем, было не видно из-за сплошной пелены облаков, затянувших горизонт. У стола президиума стояла Адриен и беседовала с организатором конгресса, профессором Битциусом. Едва завидев меня, он прервал разговор и поспешил в мою сторону, приветственно вскинув руки.

— Как я рад, Мартин.

— Grüße, Эрнст.

Зал затих. Адриен поздоровалась со мной, а Битциус тем временем направился к доске, галстук выбился из-под серого пиджака, и, наверное, даже с дальних рядов можно было заметить, как сияют его карие глаза. Он коротко, по-деловому изложил повестку дня конгресса, потом представил меня. Девушка с трубкой тихонько прикрыла дверь, и я подошел к трибуне. Стоило увидеть перед собою зал, замерший в почтительном ожидании, как мне почудилось, будто я расту, и по тому, как внимательно слушал Эрнст Битциус, я сразу понял, что все пойдет хорошо, зал будет смеяться и я ошеломлю их. Целый час все будут во власти моего выступления, увлекательного и страстного, но ни на йоту не отступающего от строго научной проблематики, и тогда все убедятся, что перед ними муж достойный.

— Нет, — твержу я, — никак не могу с тобой согласиться. Человек — часть природы, как ветер. Когда буря уносит семена какого-нибудь растения за сотни километров, туда, где оно раньше не встречалось, это называют естественным процессом. Но когда человек корчует лес, это уже считается покушением на среду обитания. Чепуха!

— В таком случае, — не унимается она, — все, что совершает человек, естественно: и уничтожение целых видов животных, и опустошение зеленых массивов, и загрязнение водоемов. По-твоему, так должно быть?

— Несомненно, я в этом убежден. Раз человек, следуя своей природе, уничтожает все, он и самого себя уничтожит, подтвердив тем самым, что эксперимент эволюции ошибочен.

— Ты бы не стал так говорить, если б был отцом. Детям всегда желаешь более светлого и радостного будущего, чем себе.

— Именно поэтому лучше вовсе не иметь детей. Потом… мне кажется, человек, у которого есть дети, становится ужасно ранимым.

— Ранимым? В каком смысле?

— Ну, положим, ты горячо любишь какого-то человека, а он умирает, и для тебя это сильнейшее потрясение. Мне представляется, что потеря ребенка способна нанести еще более глубокую рану, чем, например, смерть матери. И чем больше на свете близких тебе людей, тем больше вероятность, что кто-то из них умрет.