Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

(Перевод О. Берковой)

Буксирчик стрелой пронесся в сторону Эймёйдена и мгновенно скрылся с глаз. А меня вдруг охватило сомнение. Что же будет? Мне, как сказал Вальтер, надо присутствовать на киносъемках, в которых будут участвовать zwanzig Ratten [61] Двадцать крыс (нем.) . . Из этих двадцати я оставил десять, а насчет всего прочего не протестовал. Договорились мы с Вальтером еще две недели назад — тогда невозможно было предусмотреть, что приключится за это время.

Может быть, этот буксирчик, видимый сейчас на горизонте как украшенная плюмажем точка, после съемок вернется. Но почему же парусник, на котором я нахожусь, плывет в противоположном направлении? Это большой, внушительный корабль с надутыми красно-коричневыми парусами — красавец, в самый раз для съемок. Рубки на нем не было, прямо на палубе — открытый компас и штурвал, за которым стоял и спокойно вглядывался в даль молодой человек с усиками. Я подошел к нему и спросил:

— Куда это мы? Что собираемся делать?

— А-а, — сказал он, — ты здесь? Не знал, что ты теперь крысами занимаешься; ты же всегда пишешь статьи против женщин?

— А разве между женщинами и крысами такая уж большая разница?

— Думаю, что да.

— Да нет, ручная крыса — милейшее существо на свете, с дикими же сладу нет, как и с женщинами.

— Ты, я вижу, действительно в этом деле разбираешься! Надеюсь, ты их на корабль не выпустишь?

— Не знаю, как решит Херцог.

— Только бы их не стали выпускать.

— Мы так и будем крейсировать тут у входа в эймёйденскую гавань?

— Нет, а что?

— Мне ведь после съемок надо обратно.

— Обратно? Нет, обратно мы не пойдем.

— А куда же?

— Куда вы — не знаю. Судно нанято для прогулки из Эймёйдена до Хеллевутслёйса. Надеюсь, в восемь будем там. Так оно, верно, и получится при нынешнем ветре.

— Да, но если… Ничего не понимаю, меня пригласили в Эймёйден на съемки нескольких эпизодов с крысами. Привезли на машине, и я понял так, что меня на той же машине через час-другой отвезут обратно.

— Выкинь-ка это лучше из головы.

— Но это же бред какой-то. Зачем мне вообще плыть с ними в Хеллевутслёйс? Сегодня в полчетвертого у меня назначена встреча.

— Я действительно понятия не имею, что будет, мы с Джоном идем на этом судне в Хеллевутслёйс, а вы, может быть, пойдете с нами, а может быть, вас подберут по пути. Спроси у немцев, они все точно знают.

Я повернулся к чернявому коренастому мужчине у поручней и по-немецки спросил, что они собираются делать, но он, оказывается, говорил только по-французски и, когда я повторил свой вопрос по-французски, ответил:

— Не знаю.

Вдоль поручней я двинулся к двум девушкам, которые плыли с нами. Одну из них я уже дважды видел, но не знал, как ее зовут, и мысленно окрестил девушкой с грустным лицом. Казалось, ее лицо начало готовиться к старости заранее. Когда я увидел ее впервые, мне сразу же отчаянно захотелось вызвать улыбку на этом лице с вертикальными линиями на щеках и безмерно грустными карими глазами. Я разговаривал с ней, пил с ней кофе, видел, как она спешит через площадь перед Большой Церковью в Делфте, но ничто никогда не вызывало у нее даже слабого подобия улыбки. Другую девушку я не знал; возможно, она и была в высшей степени привлекательна, но маскировала свою привлекательность очень потертой коричневой кофтой, драными джинсами и блузкой без пуговиц, впрочем без последствий, потому что кофта в ответственном месте была плотно застегнута, Длинные волосы, определенно уже с месяц не мытые, были стянуты растрепанной красноватой тряпицей, подобного же цвета были ее ногти, покрытые облупленным лаком. Туфель она не носила, чулок тем более, ноги были просто грязные.

— Крысы опасны? — спросила она по-немецки, когда я подошел.

— Совершенно безопасны.

Она улыбнулась, другая девушка — нет.

— Что теперь будет? — спросил я.

— Увидим, — сказала девушка с грустным лицом.

— Нам обязательно надо в Хеллевутслёйс?

— Was ist das? Hellevoetsluis? [62] Что это такое? Хеллевутслёйс? (нем.) .

Больше я не стал расспрашивать, как потому, что не имел в запасе точных немецких слов для того, о чем хотел спросить: какие съемки ведутся, как долго они продлятся, где я смогу сойти, — так и потому, что спокойное скольжение по морю под парусами, которые не издавали ни малейшего шума, будило во мне радостное чувство какой-то беззаботности, смутного предвкушения чего-то. Вдали виднелся туманный берег, и я вообразил, как за этой едва различимой грядой дюн, далеко на берегу, кто-то из кожи лезет, суетится, чтобы вовремя выпустить газеты и журналы. Над коричневыми парусами опрокинулся свод подернутого дымкой голубого неба, и не слышно было ничего, кроме плеска воды о борт корабля. Мои две клетки с пятью крысами в каждой стояли рядом с ящичком, в котором был хлеб и немного фруктов. Крысы вповалку лежали в опилках. Одна потянулась, зевнула и улеглась на солнце. А почему бы и мне не последовать ее примеру? Ничто не предвещало, что съемки начнутся скоро: Вернер Херцог стоял у поручней, четверо мужчин, сидя на люках, дремали на солнышке. Я тоже лег на люк, вытянул ноги, закатал рукава рубашки и положил голову на свернутый парус. Солнце светило как раз между парусами, которые высились надо мной. Я закрыл глаза, почувствовал, как теплое солнце греет мне веки, и подумал: это действительно немножко похоже на счастье. Ну и пусть мне придется плыть с ними в Хеллевутслёйс — я сейчас как раз поглощен одним произведением Джозефа Конрада, а что может в таком случае быть более кстати, чем морская прогулка на паруснике? Ведь, когда Вальтер Закс позвонил мне в первый раз, я был погружен в «The Secret Agent» [63] «Тайный агент» (англ.) . — правда, не морской рассказ, но все же произведение Конрада.