Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

В коридоре ко мне подошел человек, который хоть и был не выше меня ростом, но казался «от плеч своих выше всего народа». Лицом этот человек чем-то бесспорно напоминал Христа, хотя никто не знает, как выглядел Христос. Его представили мне: Вернер Херцог. Он тотчас принялся рассказывать, что крысы для него außerordentlich wichtig [66] Чрезвычайно важны (нем.) . , и в голосе его зазвучало нечто драматическое, нечто убеждающее в необходимости помочь ему, потому что для него это чуть ли не вопрос жизни и смерти.

Когда позднее мы шли с ним вдоль делфтских каналов — ему хотелось показать мне переулочек, где все должно произойти, — он сказал мне, указывая на деревья, ветви которых тронула молодая зелень: «По техническим причинам я должен сначала снимать эпизоды, которые, согласно сценарию, разыгрываются в конце, но в том-то и загвоздка, что через три недели деревья будут совершенно зеленые. Если я стану снимать сейчас, весна в фильме пойдет вспять».

«Понимаю», — ответил я и хотел было добавить, что мне всегда трудно смотреть фильмы, в которых происходят самые невероятные вещи. На экране по сельской дороге идет мужчина, а на обочинах виднеются бутоны ранних весенних цветов, потом видишь этого человека крупным планом, затем он снова идет по этой же самой дороге, но вдруг оказывается, что все цветы уже распустились. А по тексту ясно, что это все тот же мужчина и тот же самый момент.

Или — в фильме Вуди Аллена — перед нами девушка с длинными светлыми волосами, очевидно дня три не мытыми. Но не проходит и секунды, как девушка сидит с Алленом в машине, а волосы уже чисто вымыты. Подобные штуки происходят в фильмах так часто, что я не могу смотреть на них без раздражения. Я не стал объяснять все это Херцогу, поскольку моего немецкого тут не хватило бы. Однако само по себе то, что он считается с такими деталями, еще больше расположило меня к нему.

В переулочке, образованном церковной стеной и домами, мы шли навстречу низкому солнцу, которое окрашивало все в золотистые тона, и он рассказывал мне, как, по его представлению, должны бежать крысы.

«Но это весьма непросто», — заметил я.

«А вы нам не поможете?» — спросил он в ответ.

«Я-то готов, только, ей-богу, не знаю, как заставить бежать десять тысяч незнакомых крыс. Будь они мои собственные, тогда другое дело. А с десятью тысячами мне вообще никогда не совладать».

«Но вы же так здорово в них разбираетесь, вы наверняка сможете помочь добрым советом».

«Что это за крысы?»

«Белые ручные лабораторные крысы. Для съемок мы покрасим их в черный цвет».

«А как?»

«Понятия не имею. Это Вальтер знает, вроде бы есть прекрасные красители, совершенно безвредные. Вы об этом ничего не слышали?»

«Нет. Да, по-моему, это и не нужно, есть же темные ручные крысы. У меня у самого есть темные — шоколадного цвета и обычные бурые».

«Может быть, вы разрешите воспользоваться ими во время морского путешествия?»

«Сделайте одолжение».

Отчего я не возражал против того, чтобы крыс выкрасили? Отчего согласился с тем, что десять тысяч белых крыс с красными глазками будут покрашены в черный цвет? Но солнце в этот весенний вечер светило так ярко и листва блестела на деревьях так свежо, а в голосе Херцога, кроме самонадеянности, звучали такие меланхолические нотки, что мне ничего не оставалось, как стать на его сторону. Я даже обещал ему написать в газету о проблеме крыс. Лишь поздно вечером, когда я лежал в постели и рассказывал Ханнеке о том, что произошло в Делфте, я почувствовал, что уже не уверен в своей правоте, так как едва мог возразить против ее доводов.

«А что станется с этими десятью тысячами крыс, когда фильм будет готов?»

«Ну, у нас достаточно китайских ресторанов!»

«Не болтай глупостей! Крыс придется прикончить. И за этим киношники снова придут к тебе».

«Они могут продать крыс в зоосады».

«Это крашеных-то? А как они собираются их красить? Кто о них позаботится? Идиотский план. Тебе надо было сразу же сказать: не желаю иметь к этому никакого отношения. Крыс привезут из Венгрии. На чем? Их нужно разместить. Где именно? Кто их будет красить? Как они это сделают? Их нужно будет прогнать через переулок. Кто этим займется?»

«Тебя не было, когда об этом рассказывали».

«И слава богу. Я бы там и минуты не осталась, это же самое настоящее истязание животных — везти, красить, гнать, убивать».

Может быть, она и права, подумал я, но она говорила бы иначе, если бы побеседовала с Херцогом, видела бы ту девушку с грустным лицом и летучую собаку. Совершенно необычная атмосфера и сделала все возможным: гробы, десять тысяч крыс, странное животное — и все это близ каналов и утопающего в золоте переулка. Я вновь окунулся в эту атмосферу, когда через три дня мне позвонили и спросили, не соглашусь ли я выступить по телевидению и рассказать о крысиной проблеме, лучше всего с крысой на плече, чтобы проиллюстрировать, какие это милые животные: делфтская община не желала ни на йоту отступать от своего решения.