Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Быстренько прокрутив всё это в уме, женщина собралась позвонить Валентине, которую, разумеется, недолюбливала, однако, понимая, что сейчас не тот случай, чтобы выказывать неприязнь, уже потянулась к трубке, но сразу же спохватилась: Господи! Да ведь у этого обалдуя Лёшеньки до сих пор нет телефона! Да, Великореченск — провинция, да, с АТС дела у них обстоят неважно, но всё-таки?! Не до такой же степени? Чтобы двадцать лет впустую стоять в очереди на телефонный номер? Нет, только Алексеева безалаберность, и ничего — кроме!

В очередной раз соприкоснувшись с безответственностью Лёвушкиного друга, Мария Сергеевна слегка растерялась, но быстро сообразила: телеграмма! Конечно! И никакой — при их натянутых отношениях с Валентиной — фальши! Никаких искусственных — «со слезой» — оттенков в голосе. Честный казённый бланк со строкой скупых соболезнований — и точка! И это даже хорошо, что беспутный Лёшенька до сих пор не удосужился обзавестись телефоном — стало быть, можно обойтись без сентиментальных паясничаний! Без притворства!

Обрадованная возможностью не кривить душой, Мария Сергеевна чуть было не отправила телеграмму следующего содержания: Валентина, радуйся! Алексея Господь призвал к Себе! Радуюсь и молюсь вместе с тобой! (Вообще-то, надо сказать, вполне естественного содержания для настоящего христианина, но почему-то не принятого в подобных случаях.) Мария Сергеевна — пока отыскивала адрес Гневицкого в их общей со Львом записной книжке и набирала номер, по которому принимают телеграммы, — сообразила это и, отдавая дань неискоренимому лукавству дольнего мира, продиктовала самое что ни на есть банальное: Валентина, потрясена известием о гибели Алексея. Крепись. Скорблю и молюсь вместе с тобой. Мария.

Исполнив долг жены друга, Мария Сергеевна прошла в свою комнату и, пав на колени перед иконой Спасителя, недолго, но горячо молилась о прощении всех грехов рабу Божьему Алексею и даровании ему Царствия Небесного.

Надо заметить, что вопреки обвинениям в инфернофилизме — любви к адским мукам — иногда в запальчивости бросаемым её Лёвушкой в отношении ортодоксального православия, сама Мария Сергеевна нисколько не вдохновлялась ни раскалёнными сковородами, ни пылающей смолой, ни кипящей серой, ни воплями, ни зубовным скрежетом, ни глумливыми ухмылками козлоногих палачей. Напротив, исполненная смирения — и трепеща от ужаса! — женщина надеялась, что сия чаша минует и её, и всех её близких, и всех её дальних — всех, исключая, может быть, самых великих грешников.

Однако, поскольку ни у самой Марии Сергеевны, ни у отца Никодима, ни, кажется, у всей Церкви в целом не существовало чётких критериев, кого следует считать самыми великими грешниками, то оставалось уповать лишь на милосердие Божие — Его, постоянно прославляемое с амвона, человеколюбие да на беспрекословное послушание своему духовнику. Особенно — на послушание. И Мария Сергеевна — уповала. Ничуть не смущаясь тем, что человеколюбие, питаемое воплями и зубовным скрежетом кипящих в котлах и поджариваемых на сковородках ослушников, подозрительно смахивает на человеколюбие садиста-людоеда: на что Лев Иванович неоднократно пытался обратить её внимание — разумеется, безуспешно: ибо формальной логике женщины, как правило, предпочитают «диалектическую».

Помолившись за упокой души раба Божьего Алексея, Мария Сергеевна переоделась в домашнее платье и занялась уборкой квартиры: ибо чистота являлась её девизом — чистота одежды, жилища, мыслей, тела, души. Правда, Лев Иванович язвил, что чистота его женой понимается несколько односторонне: как отсутствие — отсутствие грязи, эротики, мыслей, секса и, наконец… души! И хотя эти ехидные парадоксы Мария Сергеевна объясняла соединённой с юношеским любострастием старческой похотливостью своего маловера-мужа, они её почему-то больно задевали — Лёвушкины язвительные парадоксы.

Закончив уборку, Мария Сергеевна — очень смущённая рекомендациями жутковато преобразившегося в психиатра Извекова отца Никодима — впала-таки в грех чревоугодия: сварив с лапшёй и петрушкой маленького цыпленка, женщина съела тарелку супа и половину цыплёнка с салатом их из двух помидоров. Да ещё — со сметаной! А, как известно, стоит только поддаться греховной слабости…

…нет — не сразу! Сразу после ужина Марией Сергеевной овладела самая что ни на есть насущная забота: Господи! Лёвушка! Он же в Великореченске задержится дней на пять — не меньше? А чтобы завтра дать ответ отцу Никодиму, согласие мужа на её переход в православную гимназию требуется получить уже сегодня! И?