Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Да, Мария Сергеевна была абсолютно уверена, что со стороны мужа не будет никаких препятствий в её переходе на невозможно желанную работу — но! Отцу Никодиму требовалась вовсе не её стопроцентная уверенность, а — обязательно! — формальное согласие Льва Ивановича Окаёмова… Допустим, войдя в её положение, отец Никодим день, два, а возможно, и три согласится подождать — однако дольше… это ведь зависит не только от него… не зря же, предложив ей вчера столь вожделенное место, он настаивал на незамедлительном ответе… а она? Вместо того, чтобы, справившись с детской обидой — ведь разве впервой её Лёвушка походя оскорбляет святыни? — сказать мужу о предложении отца Никодима и получить от него так необходимое ей согласие, надулась, видите, как кисейная барышня, заперлась в своей комнате и — будьте любезны! Время упущено! Непоправимо?.. вот уж, воистину, никогда не откладывай на завтра… а соединиться с Великореченском?

Мария Сергеевна принялась лихорадочно листать записную книжку — так: телефоны изостудии, детской художественной школы и почему-то речного порта. Увы — ни одного персонального телефона! Можно подумать, что Великореченск это не крупный областной город, а легендарный — из анекдотов — Урюпинск.

Да… результат, скорее, отрицательный… Мария Сергеевна задумалась: конечно, не безнадёжно, но… разумеется, и в изостудии, и в художественной школе общие знакомые найдутся… однако завтра — немыслимо… попахивает кощунством… в день похорон докучать мелкими житейскими проблемами — нет, конечно!.. а послезавтра?.. сомнительно… даже если она через кого-нибудь и сможет связаться с мужем — Лёвушка будет в состоянии малокоммуникабельном… стало быть, в лучшем, случае — в пятницу… а это, к сожалению, поздно… да-а, положеньице…

…между тем Лукавый, приободрённый грехом чревоугодия, нахально подзуживал:

«Брось, Мария! Не мучай себя тошнотворными сомнениями! Ведь ты же прекрасно знаешь: Лев Иванович целиком будет «за». А работа в православной гимназии — подумай! — занятие-то, ох, какое богоугодное. Недаром, едва только ты услышала об этой возможности, сердечко-то твоё всколыхнулось — а? Помнишь, Мария? А в банке? Где деньги — в лучшем случае! — грязные? Уворованные у трудового люда? Ах — есть и не уворованные? Нажитые, так сказать, честным предпринимательством? Не знаю, Мария, не знаю… Плут и Плутос — бог богатства — слова однокоренные… Да ещё ГКО всяческие… Разве, Мария, у вас в банке не шепчутся, что к осени всё покатиться в тартарары?.. Ах, шепчутся?.. И не стыдно тебе, Мария, принимать участие в этой всеобщей обираловке? Тем более — когда перед тобой открылась такая возможность? Служить не мамоне, но Богу?! Ведь заповедано же — не укради!»

Не сказать, чтобы подобным иезуитским способом, укоряя работой в банке, Лукавый искушал Марию Сергеевну впервые — куда там! Едва только она более-менее укоренилась в лоне Православной Церкви, как Враг стал ей нашёптывать свои гнусные, очерняющие рыночные реформы, мерзости. Однако с такой беспардонной наглостью — действительно, в первый раз. А всё, конечно, из-за греха чревоугодия: нет, не из-за того, что Мария съела половину цыплёнка и салат со сметаной — сегодня не было никакого поста, — а из-за того, что она получила удовольствие от этой скоромной пищи. Греховное удовольствие. Ибо всякая плотская радость — грех. И Лукавый, прекрасно зная об этом, поспешил воспользоваться Марииной слабостью. А то, что к греху женщина была невольно подвинута своим духовником — для Врага двойное торжество: открывалась прекрасная перспектива «прищучить», как следует, отца Никодима.

«А всего-то и надо тебе, Мария, — не унимался Нечистый, — чуточку опередить события. Ведь ты же знаешь: Лев Иванович безоговорочно согласится с твоим переходом в православную гимназию! Целиком и полностью! Так отчего — сомнения? Ведь по великореченским телефонам ни в четверг, ни в пятницу ты своего мужа наверняка не отыщешь, а и отыщешь — в каком состоянии? Ты что — не знаешь своего Лёвушку? Ну да, с дикого похмелья, ничего не соображая, он всё что угодно провякает тебе в ответ! И ты, Мария, будешь считать согласием этот его алкогольный бред? Всерьёз? Без лукавства? Так зачем же ломать эту дурацкую комедию? Ах — совесть?! А вот когда из-за таких благоглупостей время окажется безнадёжно потерянным и твоя православная гимназия от тебя — тю-тю? Что, Мария, твоя совесть скажет тогда? Солгать, говоришь, духовнику? Да какая же это ложь, Мария! Ведь ты же уверена на сто процентов! И потом… если хочешь быть честной, как святая Сапфира, — Лукавый явно изгалялся, о такой святой Мария Сергеевна никогда ничего не слышала, — покаешься отцу Никодиму. Попросишь его наложить на тебя самую строгую епитимью. Конечно, не такую, какую этот старый греховодник наложил на тебя сегодня! Голой, видите ли, велел лечь на супружеское ложе! Для разжигания бесовской похоти! Ничего не скажешь, хорош исповедничек — а?!»