Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Назначив Марии Сергеевне встречу на семь часов вечера среды, отец Никодим возвратился в храм, отслужил обедню — чего, после своего только что случившегося «перевоплощения» в психиатра Извекова, делать не следовало — и, освободившись в два часа дня, сразу отправился домой. Сегодня, девятнадцатого мая, исполнялось тридцатисемилетие бракосочетания его с Ольгой Ильиничной — почему он и назначил Марии Сергеевне встречу на завтра, хотя, как психиатр, Извеков предпочёл бы не откладывать свидания: в сегодняшнем утреннем разговоре доктору весьма не понравилось душевное состояние этой женщины.

По пути домой Никодим Афанасьевич купил три белых розы и бутылку хорошего — в чём клятвенно уверил продавец в «супермаркете» — шампанского. Никакого особенного семейного торжества у пожилой четы сегодня не намечалось — после самоубийства сестры, отдалившийся и от отца, и от матери сын Николай почти постоянно обретался по заграницам — но отец Никодим не мог разочаровать матушку Ольгу, явившись с пустыми руками. В свой черёд, Ольга Ильинична тоже не могла в этот день не порадовать мужа и испекла вкуснейший, так им любимый, грибной пирог. Правда, ждала она отца Никодима несколько позже, и когда он вошёл — прямо с порога! — священнику в ноздри ударил крепкий неповторимый запах подрумянивающегося в духовке чуда.

За тридцать семь лет совместной жизни между супругами всё уже было сказано, и, после короткой молитвы вначале обеда да нескольких поздравительных слов друг другу за бутылкой шампанского, застолье прошло в полном молчании — однако в таком молчании, которое бывает дороже всех изысков и ухищрений лукавого человеческого языка.

После скромной праздничной трапезы, поцеловав и перекрестив жену, отец Никодим уединился в маленьком рабочем кабинете, собираясь, среди прочего, обдумать завтрашний разговор с Марией Сергеевной. Но, не более десяти минут посидев за письменным столом, Никодим Афанасьевич почувствовал жуткую сонливость — шестьдесят пять лет, плюс шампанское, плюс две стопки водки — и вынужден был прилечь на диван, предполагая немного вздремнуть. Однако, немного — не получилось: проснувшись и посмотрев на часы, Никодим Афанасьевич обнаружил, что он спал непозволительно долго и упрекнул себя за выпитую водку: ох уж эти розовые с золотым ободком пузатые стограммовые стопочки! Конечно, грибной пирог имеет свои права и никак не мыслим в союзе с шампанским — но всё-таки! Шестьдесят пять — это шестьдесят пять: вполне бы хватило одной стопки! И одного фужера шампанского! По примеру своей супруги. Которая водку лишь пригубила. А Он? Мало того, что хватил две полных стопки — вылакал всё шампанское! Греху невоздержанности предавшись хуже мирянина! Да что там! Иные из его прихожан вино употребляют лишь причащаясь — по ложечке. Та же Мария Сергеевна. А он?

По счастью, у священников, как правило, нет времени заниматься долгими «самокопаниями», и, главное, из-за опасности впасть в грех уныния, пастырям нельзя давать места в душе этим интеллигентским штучкам. А посему, встав с дивана, до ужина — до девяти часов — отец Никодим усердно работал над проповедью на ближайшее воскресенье, отложив на завтра размышления о проблемах Марии Сергеевны. И после молитвы, около одиннадцати часов ночи устроившись рядом с уже спящей матушкой Ольгой и потушив ночник, Никодим Афанасьевич, конечно, не предполагал, что сразу по пробуждении его душу зацепит извечный враг человеческого рода. Зацепит сомнениями в верности советов, данных им Марии Сергеевне. Ловко — естественно, не без подтасовки — воспользовавшись троичностью земной человеческой природы: как существа биологического, социально-интеллектуального и духовного.

Встав, как обычно, около шести утра, Никодим Афанасьевич зашёл в ванную и здесь, за чисткой зубов лечебно-профилактическим «фтородентом», был ущемлён Врагом:

«Ай-яй-яй, отец Никодим! Епитимью, которую ты вчера наложил на Марию Сергеевну, вспомни-ка?! И тебе не стыдно? Поддался, понимаешь ли, на провокацию горе-врача Извекова и свою духовную дочь прямо-таки обрёк на блуд! Велев ей и в себе, и в муже распалять греховную телесную похоть! Отец Никодим, окстись!»

Первый укол Врага застал Никодима Афанасьевича врасплох: кое-как дочистив зубы и без всякого удовольствия постояв под душем, священник вышел к завтраку нисколько не посвежевшим — казалось, погрустнел даже дракон на его шёлковой китайской пижаме. Заметив удручённое состояние мужа, — что за все годы со времени принятия сана случалось с ним крайне редко — матушка Ольга, подавая на стол разогретый грибной пирог, попробовала отвлечь батюшку разговорами на мелкие хозяйственно-бытовые темы: дома ли он будет сегодня обедать? во сколько? что сготовить на ужин? — и т. д., и т. п.