Жорж Старков - Анархо

Едва слышное радио прошептало нежностью популярной мелодии и грубоватый, и даже в чём-то дерзко-надрывный голос завопил: «Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой…» Кто-то из «буддистов» или Златановских. Через какие-то секунды ему начал вторить уже знакомый голос, откуда-то из середины автобуса. Показалась поющая голова. «Анархо»! Пашка Эмо! Так его прозвали за дурацкую чёлку, которую он, впрочем, быстро состриг, но избавиться от не самого приятного прозвища это совсем не помогло. Прилипло, хрен отдерёшь!

С третьей строчки зазвучал ещё один знакомый голос. Его ни с каким другим не спутаешь. Противный, рычаще-булькающий, да, к тому же, чуть посвистывающий — страх и, возможно, смерть логопеда. Илья Мотоцикл — «Анархо». Илюха и так был богатой солянкой всевозможных дефектов речи. А когда отправился в незапланированный полёт с мотоцикла — приобрёл новые, взамен нескольких передних зубов.

На припев проснулся и ВВП. А ещё Саня Шуруповёрт, умудрившийся продырявить себе руку невинным инструментом. И Лёха Капуста, который впервые загремел в ментовку за кражу кочана обычной белой капусты, на котором вознамеривался нарисовать рот и глаза и расстрелять из пневматики. А ещё близнецы Виталик и Валера, которых Шарик при первом знакомстве охарактеризовал как: «Биба и Боба — два долбоёба». Так и осталось. Валера — Биба. Виталя — Боба. Все они — «Анархо».

Автобус, полный сильных, дерзких, молодых и не очень, опытных и едва оперившихся, пробивающих золотой сезон или первый выезд, громогласно пел, мерно скользя «вдоль ночных дорог». Наверное, как раз там, где шла героиня девчачьей песни, полюбившаяся таким разным, но таким одинаковым мужчинам.

Взвыв последние ноты, автобус громко зааплодировал сам себе и, в ещё более благодушном настроении, продолжил наливать, выпивать, перешёптываться и покрикивать, шутить и беседовать на абсолютно «сложных щах». Лидс упал в кресло с широкой улыбкой на растрескавшихся губах и уже с благостностью уставился в окно. В сонном застекольном сумраке плывущих мимо полей вставали столь свежие, ещё не высушившие терпкую яркость акрила, картины. Но, от чего-то, совсем не страшившие, хоть и страшные.

Вот перед Барбером и Бэкхемом бесшумно открывается дверь в чужую квартиру. Вот осторожные пальцы укладывают табельный пистолет обратно в тумбу. Вот друзья недвузначно кивают, мол: «Пора». Вот исходящий мелкой дрожью пленник, не верящий счастью освобождения от пут неподкупного скотча, что-то клятвенно бубнит. Вот рука — рука Лидса, выталкивает мужчину в хищно распахнутую темноту. Вот белое, пробитое рыжей крупой лицо утопает в ней. А Лидс стоит и с детским кровожадным любопытством, почти перевалившись через балконные перила, наблюдает, как тело стремится вниз. Всё ниже, ниже, ниже…

Отчего-то вообразилось, как это видел рыжий. Лицо Лидса всё мельче, неразличимей. Сначала в плохо уловимых чертах, потом вовсе сливается в овальной минималистичности. А потом темнота. Везде и повсюду. Вечная и неизмеримая во всех направлениях. Словно сама вселенная, ещё до появления птиц и гадов, животных и рыб, травы и воды, тверди земной и неба… Первобытная. Чистая в своей идеальной непорочности. Ещё до тех самых: «Да будет свет…»

Без света нет греха. Ведь если света нет — и быть ничего не может, ибо, сначала появился свет. Но, он ещё не появился. Или уже… А, значит, первородное ничто поглотит праведников и грешников, мучеников и мучителей, слабого и сильного, правого и виноватого. Всех одинаково. Уровняет в своей невообразимой и неведанной идеальности. Приравняет к ней. А всё, что ещё не стало её частью, это лишь то, что доживает свой век под мимолётностью света. И отчего-то, в этот самый миг, когда в ушах ещё стоял многоголосый вой последних нот попсовой, но такой стадионной песни, нестерпимо хотелось, чтобы век «Анархо» был неприлично и даже бесстыдно долгим. И не просто был, а ослепительно и глумливо сиял в этой, кажущейся вечной, мимолётности.

A.C.A.B. (Акаб) — расшифровывается, как «All Cops Are Bastards» (Все копы — ублюдки). Аббревиатура «A.C.A.B.» часто использовалась как тюремная татуировка в Великобритании, откуда и перекочевала международную околофутбольную культуру.

Акция — операция, проводимая группировкой фанатов.

Аниськин — сотрудник правоохранительных органов, специализирующийся на околофутболе.

Банда — фанатская группировка.

Банка — гол.

Баннер — транспарант, размещаемый болельщиками на трибунах.