Жорж Старков - Анархо

Лидс медленно, осторожно щёлкая по паркету резиновыми каблучками-капельками совсем новых строительных перчаток, подполз к пленнику на четвёреньках. Медленно воспарил злобной змеёй, почти ласкового, но, что есть мочи крепко, прижал к груди расчерченное мутной прозрачностью скотча лицо.

— Я знаю, ты хочешь… — шептал он, не обращая внимание, на мычание поцелованного солнцем пленника. — Я вижу, у тебя крестик болтается… Так вот, секрет в том, что тебя даже отпевать, мразоту, не будут!

Он резко отстранился от пленника, жадно и ненасытно втягивающего распухшими ноздрями столь желанный воздух. Усмехнулся, откинул крышку небольшого ноутбука, неспешно пощёлкал клавишами.

— «Я больше не могу жить такой мразью», — процитировал Лидс чернеющую на белом фоне нового документа короткую строчку. — Тебе нравится? Пацаны скоро вернутся, но у тебя ещё есть пара-тройка минут, чтобы попробовать намычать мне что-нибудь получше…

Новорождённое утро не спешило открывать младенческие глаза, а потому бодрый автобус освещал путь своими, не проспавшимися и неумытыми. Самые дисциплинированные, в основном из мирной ультры, да «шарфистов», загрузились на месте официального сбора. Примерно половина — по большей части хулиганы, уплотняли салон, подскакивая по дороге. Шутка ли, добираться до «точки сборки» к пяти утра? Это была обычная практика. Уже ни раз возивший фаньё водитель всё понимал, а потому вовсе не удивился, когда его попросили ехать по центральным улицам и никуда не сворачивать — чтобы всем, кто обещал «подскочить» было проще ориентироваться. Чтобы всё было, как всегда.

Автобус лишь единожды остановился за городом. Дверь распахнулась, фыркнув в морозный воздух весёлым парком, и зябко ёжащаяся тоненькая фигурка вскочила на ступеньку. Колеса чуть промедлили и, еле заметно качнувшись вперёд-назад, продолжили в неблизкий путь.

— О! Что за королева?! — плотоядно гоготали грубые, но весёлые голоса.

— «Сир вру пле» к нам! — безбожно коверкали французскую речь пьяные и добрые.

— Это чья «белка»? — беззлобно негодовали считающие, что «женщинам на корабле не место».

— Моя! — громко отозвался Бэкхем и вяло помахал с галёрки.

Лидс тоже хотел что-то сказать, но промолчал, лишь поднял раскрытую ладонь, уныло пошевелил пальцами. Впрочем, о том, что хотелось что-то сказать — врал сам себе. Говорить ничего не хотелось. Вообще ничего. И никому. Просто молчать, смотреть в непроглядность зимнего утра и пытаться найти вкус в безвкусном и совсем-совсем пресном. Водка вливалась внутрь, словно вода. Даже не простая, а дистиллированная, напрочь мёртвая.

— Как ты? — тонкие остывшие на морозе пальчики легко коснулись подёрнутых привычной коркой костяшек, потом нежно и холодно обняли мизинец с безымянным.

Лидс даже на секунду по-детски обрадовался, что сестра сначала обратилась к нему, а уж потом коротко поцеловала Бэкхема. Но даже эта краткая радость не заставила язык повергнуться. Лишь плечи вздохнули вверх-вниз. А потом зачем-то ещё раз, вверх и снова устало опали.

Она села напротив, рядом с Бэкхемом. Будда придержал хорошие места. Почти в самом конце. Целый кубрик на четыре сидения, где даже столик можно поднимать. Хотя, впрочем, никто его никогда и не опускал. А ещё можно было тихонько покурить. Вообще-то, нельзя. Но водитель, если пассажиры сильно не наглели, как правило, не замечал мелких шалостей. Ну, курят и курят на галёрке, как школьники за гаражами. Что с них взять, с блаженных…

Оля будто знала об этом, а, может, и впрямь знала, например, от Бэкхема. Зажала в тоненьких пальцах тоненькую сигарету, прикурила. Потом вторую и, не спрашивая, протянула брату. По-хозяйски стянула ботинки, поджала под себя ноги, сиротливо свернувшись калачиком, откинулась Бэкхему на плечо. Лидс улыбнулся, затянулся. Снова затянулся, уже без улыбки… Слишком большая роскошь вот так вот улыбаться. Повода, вроде бы, никакого и нет. Да и быть не может. А, вероятно, и не будет больше никогда…

— Ты где сойдёшь? — не смотря в глаза, тихонько спросила Оля, выпустив маленькую серую струйку, быстро поползшую воздушной змейкой над головами, куда-то в верхний угол.

— Я до конца, — на силу разомкнул Лидс сухие губы. — В Москве останусь. Схожу на мячик и…

— Потом за «мясо» гонять будешь, — печально улыбнулся Барбер. — Или за «паровозов».

— А ты? — легонько подтолкнул его Лидс под рёбра. — Ты где-то под Липецком хотел отскочить? Кто там в Липецке? «Металлург»?