Жорж Старков - Анархо

Парень просеменил под стенкой и юркнул в арку, едва не врезавшись широким лбом в подёрнутый недельной щетиной подбородок Лидса. Слегка отпрянул, растерялся, увидев в паре шагов ещё и Барбера с Бэкхемом.

— Где второй?! — минуя ненужное на его взгляд приветствие, гаркнул Лидс. — Давай, пой уже! — раздражённо подтолкнул в грудь явно растерявшегося скаута. — При них можно, — добавил, вспомнив, что строго-настрого наказал ВВП со Спайком отчаянно молчать в тряпочку.

— Спайк пасти остался… — наконец, разомкнул ВВП слипшиеся тонкой бледной полосой губы.

— На хрена?

— Тот, второй — тот, что хачик, не дома. Бухает в кабаке.

— А первый?

— Первый дома. По тому же адресу, что и в прошлый раз, в квартале отсюда.

— Ладно, — чуть пожевал губы Лидс, — диктуй одноразовый номер Спайка и газуй домой. Вы же на одноразовых? — с явной угрозой навис он над щуплым скаутом, от чего тот ещё больше ссутулился.

— Да, ясен хрен! — поспешил ВВП открестится от непростительной глупости. — Мы же не совсем идиоты…

— Не совсем… — неуверенно кивнул Лидс. — Хотя, кто вас знает. Диктуй, давай!

Зудящее нетерпение, парадоксально замешанное на густом бульоне из мандража и откровенного страха, гнало вперёд. Желание перейти на бег сдерживало лишь шипение из за спины…

— Нормально иди! — цедил Барбер сквозь зубы. — Нормально, мать твою!

Бэкхем, казалось, вовсе растворился в злом безмолвии. Скользил рядом. Почти в плечо в плечо. Сосредоточенный, тихий, злой, даже чуть страшноватый. В его утончённых, немного женских чертах, под ленивым светом продрогших фонарей, поблескивала какая-то неведомая ранее холодная злоба. Совсем не то, что было на уличных схлёстах или договорных забивонах. Ярость, да… Весёлый гнев и гневное веселье. Кровавый азарт и азартная кровь. Готовность узреть чужую силу и показать свою. Было всё, что и у всех, лишь тщательно сокрытое за плотной ширмой нордической упрямой безмятежности, лишь изредка колышущейся под ветрами адреналинового угара. Сейчас всё совсем по-другому. Лишь злоба, лишь холод, без всякого покрова.

Лидс хотел бы также. Очень хотел, до ломоты в зубах. И признавался в этом самому себе. Хотел вытравить из сердца пугливую неуверенность, из свинцовой головы роящиеся сомнения, из всё ещё рвущихся перейти на бег ног подступающую ленивую ватность. Наверное, потому и гнал себя вперёд, чтобы уже не маячил где-то вдалеке перекрёсток, с поворотом на обратный путь. Чтобы нельзя было вероломно свернуть с выбранной колеи. Невозможно прошмыгнуть мимо колосса нависающей неизбежности, перед шагом на новую ступень освобождения. Освобождения от впрессованных в кости догматов, нерушимых линий разграничения территории добра и зла. Всё сольётся. Всё станет единым. Не будет больше греха, ибо нет греха большего, нежели осознанное убийство. После всё станет мелочным. Всё станет проще…

Чистый подъезд встретил приветливым тёплым светом. Лифт оказался быстр и услужлив, украв лишь пару капель и так сочащейся сквозь пальцы решимости. Восьмой этаж, тяжёлая чёрная дверь без номера. Если скаут что-то перепутал — они просто извинятся и возможно… Но ВВП был точен. Впрочем, как всегда…

— Открывайте немедленно! Паразит такой! — сварливо прикрикивал на дверь Барбер, нещадно вдавливая кнопку звонка, то одним, то другим затянутым тканью печаток пальцем.

— Кто там? Охренели?! — сонно донеслось из-за толщи металла.

— Это вы там охренели! — скрипуче парировал Барбер. — Вы нас заливаете!

— Шурик, ты что ли? — под скрежет втягивающихся ригелей бурчал хозяин квартиры. — А что ты «выкаешь»?

Вместо ответа, в показавшийся узком проёме лоб прилетел холод воронёного металла. Рукоять пистолета оставила след от своего поцелуя почти идеальной кровавой полосой, разделяющей надбровные дуги на левую и правую. Хозяин коротко охнул и, сделав непрочный шаг назад, привалился к стене, медленно потёк вниз.

Непривычная утончённость дорогого телефона легко подпрыгивала в слишком широком для него кармане. Барбер нервозно поглаживал куртку, словно успокаивая томящийся в неволе гаджет, нежданно и грубо сменивший владельца. Хотя, конечно, просто потели ладони. Или это снежинки бесстыдно липли, да растекались, прячась с естественные ложбинки и грубые трещинки натруженных рук? Барберу хотелось верить, что во всем виноват проклятый снег.

Наверное, даже не хотелось. Наверное, верил. Ведь рядом безмолвно шагал Бэкхем. Тонкий и жилистый, уверенный и холодный, словно извечный железнодорожный гвоздь, что припечатывает к месту направляющие далеко идущего пути. Только вот, далеко ли? Это покажет только время, а пока… Пока следует поставить на поблёскивающие злобным и колючим светом рельсы свою скрипучую дрезину и, постукивая, катить вперёд, пока эти самые рельсы не кончатся.