Жорж Старков - Анархо

Неровные ватные шаги отдавали невыносимо раскатистым бонгом. Слух маниакально выискивал отзвуки хоть какой-то паники или хотя бы суеты, но ловил лишь обыденность вопросов и ответов, лёгкого недовольства и сдержанного раздражения. Пять шагов, десять… И вот уже свежий воздух врывается в лёгкие поразительной свободолюбивостью. Негнущиеся ноги будто сами хотят нести вдаль быстрее и быстрее. На то, чтобы сдержаться от клокочущего в своём ликовании бега едва хватает силы духа. Спокойный шаг… Уверенный… Хоть и на непослушных, будто чужих ногах. Метр за метром, метр за метром.

Он обернулся, лишь, когда нагло ввалился в едва успевшее высадить клиента такси. Сквозь заднее стекло разглядел, как там, где-то в ста метрах, из банковского отделения начинает вытекать скорее негодующий, нежели испуганный люд.

— Куда едем? — весело вопросил пожилой водитель, явно довольный тем, что сегодня клиенты словно падают с неба.

— На трассу, — отрешённо, но уверенно отозвался Бэкхем, мысленно прикидывая, за сколько километров до деревенского пристанища нужно будет сойти. — Выруливай, а там покажу…

«Пожалуй, за тридцать» — навязчиво крутилось в голове. И на этот раз гнать прочь суетную навязчивость совсем не хотелось. За тридцать, так за тридцать. Попутка, автобус, или же собственные ноги помогут смерить расстояние. Это несложно. Теперь уже несложно. Совсем не так, как было бы каких-то несколько минут назад.

Окраинный паб был тих и почти безмятежен. Впрочем, как и иные заведения подобного толка в ранние послеобеденные часы. В центре — другое дело. Когда наскоро забежит вечно занятый клерк, проглотит бизнес-ланч и понесётся дальше по своим, безусловно, неизмеримо важным делам. Когда забредут моложавые бездельники, с неизменной любовью ко всему крафтовому или же иноземному, вроде красного пива или совершенного не зимнего мохито. Когда мимоходом заскочит и простой люд, выпьет пинту-другую, чуть поежится, глядя в окошко на скрюченно топающий по промозглой улице народ, да закажет третью.

На окраине всё по-другому. Дневной посетитель не самого дешёвого бара — редкость. То ли дело бюджетные наливайки… Там люд роится круглосуточно, заливая вчерашнее похмелье неизменным завтрашним. А потому Барбер, будучи единственным гостем, скучал вместе с барменом — единственным сотрудником заведения в это время суток. Официанток нет, повара тоже. Есть лишь уткнувшийся в экран смартфона виночерпий.

— Повторить, друг? — скорее для проформы, бросил через стойку бармен, даже не глядя на единственный не пустующий столик. Просто, за тридцать с лишним минут, единственная заказанная кружка самого бюджетного пива просто обязана была опустеть.

— Нет, брат… — угрюмо отозвался Барбер, как бы невзначай пересчитывая последние купюры, которых едва бы хватило на две пинты. — Может, кофе? Сколько стоит?

— Да ладно… — отмахнулся бармен, не отрывая взгляда от пестреющего экранчика. — Я и сам хотел навернуть. Так что… — и лишь ещё раз отмахнулся.

— От души, брат… — буркнул Барбер.

Получилось не очень вежливо. Спустя секунду сам себя обругал последними словами. Слишком отвык от нежности. От нежности к себе. От нежности к кому-то. От хоть чего-то, что мягче крепости собственных или же чужих кулаков. Всё слишком резко, слишком порывисто, слишком бедно на детали…

— Угощайся, — неслышным призраком подкрался бармен, поставил небольшую кружечку перед гостем.

— Спасибо, брат, — Барбер попытался как можно мягче поблагодарить и как можно доброжелательней улыбнуться.

Молодой человек в ответ оттопырил большой палец, а потому показалось, что получилось…. Получилось притвориться человеком. Именно притвориться. Ведь, по всем канонам, человек, потерявший одного из лучших друзей, наверняка должен переживать, возможно, даже убиваться горем. А под кожей — ничего… Ни завывающей тоски. Ни посасывающего грудину изнутри уныния. Ни бегущего по спине холодными ножками страха, от того, что кого-то в твоей жизни не стало и теперь мир останется таким навсегда. Чуть более бессмысленным…

Ничего не было. Лишь где-то по околице звенящей пустоты скользила призрачным паровозиком последовательность действий. Вагончик за вагончиком, вагончик за вагончиком…. А потом снова пустота, которую со временем сотрясёт перестук колёс нового поезда. Каким он будет и когда тронется с места — лишь всемогущей судьбе известно. Пока есть лишь то, что есть. Несколько облезлых и чумазых вагонов и пустота гнетущей, но отчего-то вовсе не пугающей неизвестности.