Владимир Алеников - Странники терпенья

Андрей разглядывал Марину с плохо скрываемой жалостью. Вид её был ужасен. Вся в царапинах, синяках, кровоподтёках. Руки ободраны, запёкшаяся кровь на пальцах. Одежда превратилась в грязные тряпки. До чего же она себя довела своим упрямством! Но ничего, он всё исправит, приведёт её в порядок. Будет как новенькая, лучше прежней.

Подбежал Чарли, приветственно завилял хвостом. Марина никак не отреагировала. Что-то было необычное в том, как она поглядывала вокруг. Андрей не сразу уловил, в чём дело, но потом понял. Это был абсолютно безразличный взгляд. Так она раньше никогда не смотрела.

И ещё одну вещь он заметил. Она ни разу не взглянула ему в глаза.

Ладно, с этим он разберётся позже. Сейчас, главное, её вымыть, накормить, успокоить. Всё ещё впереди.

– Я не хотел так с тобой поступать, – сказал он ласково, – я прошу прощения. Но ты сама виновата, ты вынудила меня это сделать. Я надеюсь, очень надеюсь, что ты поняла кое-что за эту ночь. Что больше у нас с тобой никаких проблем не будет.

Чёрт!

Чёрт! Чёрт!

Опять он забыл, что раз она не смотрит на него, то ничего и не слышит. Вот болван!

Андрей взял Марину за подбородок, повернул её голову к себе, показал пальцем на свои губы:

– Видишь теперь? Я не хочу, чтобы между нами хоть что-то было неясно. Мы с тобой всё спокойно обсудим и решим самым наилучшим образом. Ничего плохого с тобой больше не случится. Ты меня понимаешь?

Марина неопределённо кивнула. У него не было уверенности, что она его услышала. По крайней мере, никакой реакции в её глазах не возникло.

Андрей глубоко вздохнул:

– Ну хорошо. Поговорим потом. Сейчас тебе надо помыться, привести себя в порядок. Пойдём.

Он повёл её в ванную. Марина шла покорно, не думала, куда он её ведёт и зачем, по-прежнему чувствовала боль при каждом движении.

– Я пока приготовлю завтрак, – сказал Андрей. – Спускайся, как только будешь готова. Не очень долго, хорошо?

В ответ последовал всё тот же неопределённый кивок, а вернее, просто слабое, еле уловимое движение головы.

Андрей улыбнулся:

– Ну и славно! Подожди-ка секунду.

Он достал ключик, открыл второй наручник, снял его. Потом вышел из ванной и закрыл за собой дверь.

Марина проводила его равнодушным взглядом. Главное, что он не будет её убивать. Остальное уже неважно.

Она повернулась, посмотрела на себя в зеркало, застыла в ужасе. Неужели эта жуткая подзаборная девица – это она, Марина Сокольская, актриса известного театра?!. Во что она превратилась?!.. Вот такой она теперь будет?

Не-е-ет!!!

С этим надо кончать. Несчастное существо в зеркале не имеет с ней ничего общего. Она просто обязана снова стать самой собой, чем бы это всё ни кончилось. И она это сделает.

Главное, что он её не убил, она жива.

И сейчас ещё утро.

Вот именно. Ещё только всё начинается!

Марина сняла с себя грязную одежду, залезла в ванную, открыла душ.

О-о-о!!!..

Чудесная горячая вода ласково заструилась по её измученному телу.

Андрей встал рано. Покормил Чарли и отправился по магазинам, надо было кое-что купить для того, чтобы всё прошло, как задумано. Теперь он готовил завтрак. На этот раз старался необыкновенно, продумывал каждый нюанс сервировки, несколько раз всё менял, переставлял. Сейчас наконец вроде всё выглядело неплохо. Он ещё раз придирчиво оглядел стол.

Прямо посредине стояла хрустальная ваза с букетом свежих тёмно-красных роз. Расставленный вокруг итальянский сервиз из голубого фарфора смотрелся очень даже славно. Рядом с тарелками на специальных подставочках покоились серебряные, ещё от бабушки унаследованные приборы. Белоснежные кружевные салфетки были продёрнуты в серебряные же кольца. Около прибора, предназначенного для Марины, он заботливо положил новенький блокнот и ручку – на случай, если ей надо будет что-то написать ему.

Свежевыжатый апельсиновый сок переливался в узких стаканах богемского стекла, откуда торчали специальным образом изогнутые соломинки. В изящной вазочке для фруктов лежали ягоды – голубика, клубника, черника. В фарфоровых розетках – красная икра, сметана, малиновое варенье. На одной тарелочке из старинного кузнецовского фарфора (их у него было три) привлекательной горкой возвышались ароматные, идеально поджаренные блины. На другой – красиво разложенные, тонко нарезанные сыр, колбаса. На третьей – тосты из белого и чёрного хлеба. В молочнике (прелестный кувшинчик был привезён из Франции, куплен на барахолке под Парижем) сливки для кофе. Довершали картину две длинные свечи в бронзовых подсвечниках. Хоть сейчас и утро, но они не помешают, придадут дополнительную, необходимую для этого завтрака доверительную атмосферу.