Владимир Пресняков - Изображая жертву

— Ну, он встал, пошёл к стойке... — Верхушкин вышел из-за стола и прицелился из пальцев в Валю, который принялся изображать роковые шаги к стойке. — Пока он шёл, я достал пистолет, у меня есть разрешение, то есть это мой законный пистолет, вот, он подошёл к стойке, о чём-то буквально пару слов сказал этой тётке в кимоно, а потом я пуль... выстрельнул... выстрелил в него... два раза в затылок...

Верхушкин окончил свой рассказ, и все посмотрели на капитана. Капитан уставился куда-то в одну точку и, похоже, совсем не слушал, о чём ему рассказывал и показывал Верхушкин. Никто не решался прервать коннект капитана с макрокосмом, поэтому все стали молча ждать, когда он выйдет из забытья.

— Сколько ж это, — четыре, восемь... болеть я начал с четырнадцати лет, — двадцать шесть лет! Двадцать шесть лет меня наёбывает эта сборная по футболу! Ну, раньше ещё ладно — были успехи, пробивались в финалы, но сейчас, блядь, что ни чемпионат, то пиздец, — четыре года ждёшь, и что?! Потому что такие же долбоёбы играют, вот как вы, — ничего не надо, причём, главное, притворяться умеют! Вот же как! Ведь раньше же, там, бунтовали, — это была общественная позиция, что нам ни хуя не надо и мы протестуем, а сейчас по-тихому, без протестов, кем надо притворяются, влезают куда хотят, на любую работу, и ни хуя не делают, играются!.. Вы играетесь в жизнь, а те, кто к этому серьёзно относится, те с ума сходят, страдают... В футбол, блядь, играть надо, нет, блядь, они визажистов с собой берут, стилистов, и всё в итоге проёбывают! Там же, блядь, надо думать, как гол забить, а он в дождь, блядь, свой промелированный лобок зачёсывает, чтобы он в дождь стоял! Парикмахер его расчёсывает в перерыв, — он не тренера слушает, а причёску восстанавливает в перерыв!..

Японка с судьбой выскользнула из кухни, влетела в зал и поставила на стол перед капитаном маленькую бутылочку с саке и тарелку с экзотической полусырой рыбой. Из той же кухни стали выползать тени работников ресторана понаблюдать за происходящим в зале.

— А-а-а... ладно, наливай, мать...

Японка с судьбой налила капитану саке, он посмотрел на неё, выпил и сразу захотел заесть рыбой, но не понял, как это сделать, потому что вместо вилки рядом с тарелкой лежали запакованные в аккуратный мешочек бамбуковые палочки. Во рту капитана становилось все жарче и жарче, психуя, он порвал пакетик, достал палочки и, как ему представлялось на этот момент, принялся есть палочками, протыкая рыбу насквозь одной палочкой и помогая донести до рта другой.

— Блядь, не еда, а мозгоёбство... И главное, да, молча, всё молча, и всё по своим понятиям, по детским, — «пульнул», «догнал»... поняли, что, чтобы от них отъебались, надо притвориться... Глобальное наебательство, глобальное... на всех ступенях общества...

— Так, а что вы хотите, — подключилась к взбунтовавшемуся сознанию капитана японка, — вон, я вчера по двадцать шестому маршруту еду, на трамвае, у водителя спрашиваю — по Малышева по улице идёт трамвай, а он мне — а я ебу! Представляете, водитель — и не знает, по каким улицам его трамвай ходит!..

Капитан перестал жевать, задумался, налил саке, выпил и перекатил свои глаза на японку:

— Что он тебе сказал?..

— Кто? — удивилась японка.

— Ну, этот, в кого пульнули?

— А, так это, он, главное, на меня смотрит, я-то не видела, что у него за спиной, а он смотрит и говорит, — «плева...», и этот в него выстрелил... «плева»... и упал...

— Плева... — загадочно повторил капитан.

— Вот такая загадка, и что он хотел сказать... плева...

— Так какая загадка, понятно что, — плева это он...

Тут капитан почувствовал, как уже знакомая пустота подкатила к его горлу изнутри, из желудка. Он перестал дышать, но абсолютно не паниковал, он надеялся, что вот-вот эта пустота отступит, как уже было раньше. Но вдруг в этот же самый момент у капитана зачесалось сердце... он как-то необычно вскинул голову наверх, посинел, посмотрел на Люду, на всех, кто стоял в ресторане, и, наконец, на рыбу, которая висела на стене. Рыба тоже посмотрела на капитана, и он умер. }

{Валя, Сева и Люда сидели в ночном клубе «Карабас» и вспоминали капитана. Звучала громкая музыка, ремиксы советских популярных песен 80-х годов. Подиум клуба был заполнен клетками, в которых раздевались девчонки. Политика клуба была демократичной, поэтому Валя и выбрал это место для встречи. Платить нужно было только за вход — 50 рублей. Владельцы клуба предполагали, что основные деньги они отобьют, когда посетители будут тратить на напитки и на всовывание денежных купюр в плавки многочисленных стриптизёрш — студенток гуманитарных факультетов.