Лера Манович - Первый и другие рассказы

Он встал, распахнул окна. С улицы дохнуло зноем. Он поднял прислоненную к стене картину. Наташа. Нежная и замершая. Вытащил из шкафа ветошь. Замотал в нее картину. Взглянул на часы.

Глеб хорошо помнил её адрес, хотя был тут только однажды. Большая сталинская арка, площадка с покосившимся турником, палисадник с одиноким кустом. Он стоял и курил, понимая, как глупо выглядит его появление.

Молодая женщина с коляской прошла мимо, с любопытством посмотрев на него. Проехал, прозвенев звонком, мальчик на велосипеде. Две долговязые подружки прошли, хихикая, с любопытством посмотрев на замотанную в простыню картину.

Наконец он заметил её. Она шла не одна. Поспешно бросив окурок, Глеб зашел в арку.

Они о чем-то говорили. Наташа улыбалась своей спокойной улыбкой. Её муж, высокий, спортивный человек, рассказывая что-то смешное, открыл дверь подъезда. Пропустив её вперед, шлёпнул сзади. Она переливисто рассмеялась. Глеб почувствовал, как сжалось горло. Быстро пошел к остановке. Картина осталась стоять в арке.

— Как же так, Глеб? Где потеряли? Это была великолепная вещь! — Андрей Сергеевич возбужденно ходил по комнате. Глеб курил, глядя в окно. Андрей Сергеевич остановился рядом:

— А я вот в последний момент решился. Сколько можно заниматься административными вопросами? Я ведь тоже художник.

В девушке с обнаженной спиной, которую Андрей Сергеевич представил на конкурсе, Глеб сразу узнал Наташу. Картина имела ряд недостатков. Но странно — к ней тоже хотелось прикоснуться.

— Удивительная женщина, — смущенно говорил Андрей Сергеевич Глебу, — будто свет изнутри идет.

После вернисажа, когда они пили в служебной коньяк, он, раскрасневшийся и пьяный, шепнул Глебу:

— Я хоть и старик, но никогда донжуанству вашему не завидовал. На кой мне свиристели эти... А тут в первый раз затосковал. Такая женщина!

— Какая? — Глеб поднял пьяный, затуманенный взгляд.

Андрей Сергеевич с улыбкой наклонился к нему, шепнул что-то на ухо. Глеб нехорошо усмехнулся. Потом мотнул головой и налил себе еще.

Рейс задержали. Было два часа ночи по местному времени, когда они приехали в отель. Он сразу заснул, даже во сне сохраняя недовольное выражение лица. Марина стояла перед зеркалом, держа в руке открытую пудреницу и пытаясь рассмотреть свой затылок. Перед отъездом она подстриглась. Слишком коротко. Она переложила зеркальце из одной руки в другую. В зеркальце был виден затылок с тонкими, беспомощно торчащими волосами, жилистая шея и уши. Одно оттопырено. Школьный кошмар вернулся через четверть века и накрыл её прямо здесь, в отеле Майорки, куда она приехала с чужим мужем.

Она положила пудреницу и вышла на балкон. Море шелестело галькой. Голубая пустота бассейна светилась изнутри. Желтый матрас, перегнувшись пополам, вздрагивал на ветру, как оса в предсмертной агонии.

Завтрак подходил к концу. Отель был полон. Официанты носились со страдальчески вежливыми лицами, не успевая убирать столы. Перед ним стояла тарелка, щедро наполненная помидорами, омлетом и зажаренными ломтиками окорока. Марина ковыряла йогурт. Мимо прошла толстая, фиолетовая индуска, похожая на богиню Кали. На её руках вертел головой светлокожий курчавый ребенок. Марина жадно посмотрела на крошечную ножку.

— Смотри какой, — сказала она ему. — Совсем на индуса не похож.

— В этом отеле слишком много детей, — сказал он. — Надеюсь, нам попались соседи без детей. И так паршиво сплю.

— Вон тот высокий англичанин, — сказала Марина, — их отец. Надо же — полюбили друг друга, поженились.

Жуя, он без интереса посмотрел в их сторону.

— Отважный мужик, — проглотил, ковырнул вилкой в тарелке. — Помидоры как в Москве. Недозрелые.

— Пожалуйста, открой зонт!

— Тебе что, жарко?

— Нет, но на меня светит солнце.

— Ну и что?

— Загар мне ни к чему.

Марина встала, открыла зонт, повернувшись к нему спиной. Он скользнул по ней взглядом. Она заметила.

— Что?

— Ничего.

— Что ты так смотришь?

— Ничего.

— Я подстриглась.

— Да?

— Что? Плохо?

Полулежа на шезлонге он смотрел в айпад.

— Нормально.

— Но ведь раньше было лучше?

— Отрастет.

— То есть тебе тоже кажется, что раньше было лучше?

Он утомленно потёр переносицу.

— И сейчас нормально.

— Нет!

Марина встала.

— Что? — он оторвал глаза от экрана.

— Пойду поплаваю.