Юрий Пупынин - Забытое убийство

В воспоминании об этой первой прогулке сначала повторялось то, что было с Валерой: звенели цикады, но не было слышно Ириных слов. Винсент Григорьевич догадывался, о чем она говорила, но упрямо хотел слышать ее голос.

На сцене создавалось усиленное веселье. Это был особый спектакль, вроде студенческого капустника — множество хохм и розыгрышей. Какого-то актера по ошибке вместо утюга включили в розетку, и он начал нагреваться. Винсент Григорьевич вдруг понял, что это смешно, и попытался улыбнуться. И в этот момент сквозь хохот зала он услышал Ирин голосок, нежный, как грудь, которой она только что прикоснулась к Весику:

— Тебе нравится?

О, она была не так уж глупа, чтобы не чувствовать, нравится ему здесь с ней или нет. Разве он скрывал от нее свое отношение? Но для нее было важно словесное подтверждение чувств: она любила слова!

Кроме того, она любила дарить. Весик получал от нее множество маленьких презентов: ароматическую палочку из магазина «Дары Ганга», редкий экземпляр журнала со статьей слепого математика Понтрягина, почему-то серебряное пенсне ее прадедушки — и всякий раз смущался до сердечного стука. Наверно, под влиянием понимания жизни как процесса дарения рождалась иногда у Иры странная фраза, которую она произносила в постели, приближаясь к кульминации:

— Нежный зверек любви сейчас подарит нам свои прекрасные плоды!

Это биологически не очень точно соответствовало тому, что происходит между мужчиной и женщиной в такие минуты, но Весика трогало, и он приходил в восторг вслед за ней.

В антракте к Ире подошла какая-то девушка.

— Ой, знакомьтесь: это Аня, моя сестра. Она учится на искусствоведческом в Академии художеств. А это Винсент!

Аня, вздрогнув, услышала это имя и с любопытством вгляделась в Весика, пытаясь найти в нем сходство с несчастным художником. Ничего не было в нем по сравнению со знаменитым автопортретом, на котором отсутствующее ухо гения затейливо замаскировано толстой повязкой, словно оно замерзло. Зато вспомнился ей один великолепный дагерротип молодого Ван Гога, на котором отчетливо были заметны смешные веснушки.

— А вы не очень-то похожи! — объявил Весик, тоже всматриваясь в Аню.

Аня была брюнетка с пышными, волнистыми волосами, плывшими по ее плечам, как ночная река.

— Мы сестры по отцу, а мамы у нас разные, — объяснила Ира. — Аня, ты одна здесь?

— Нет, с одним мальчиком — математиком, как и ты, Ирочка. Его зовут...

— Ва-ле-ра! — на весь вестибюль гордо выкрикнул свое имя Валера, незаметно вставший за Весиковой спиной. — Привет, коллеги! Аня, рекомендую тебе Весика. Талантливый математик, хотя ужасный раздолбай.

Валера подмигнул Весику, слегка напугав Винсента Григорьевича. Однако про кинжал, неудачно вонзенный в его грудь, он не стал напоминать приятелю. Может, забыл, а может быть, свеликодушничал. Впрочем, Валера всегда смотрел так, словно он знает про тебя что-то такое, что даже и тебе самому о себе не очень-то хорошо известно.

Весик же улыбался и радовался встрече, как всегда. Ничего плохого ни от кого он не ожидал и вообще был в ту пору в восторге от Валериной иронии, даже если она не щадила самого Весика.

После спектакля Аня всех пригласила в гости. Она жила под надзором бабушки, так как родители были в заграничной командировке. Они танцевали, пили принесенный в портфеле портвейн, который, стесняясь вежливой, но подозрительной старухи, разливали прямо в чайные чашки, отчего чаинки пускались в веселый пляс. Потом Весик с Ирой стояли у окна и тихо целовались за занавеской.

Ира сказала, что Весик напрасно так убежден в грубой материальности окружающего мира и трагичности жизни, что в его взгляде есть нечто хищное и это ему поможет. Она им займется.

Хищное? Винсент Григорьевич, растерянно хлопая глазами, вглядывался в детский совочек. У него когда-то во взгляде было нечто хищное? Где оно? Он поискал глазами по земле, даже под скамейку заглянул так, словно туда рубль укатился. Ничего хищного там не было, в пакете рядом с ним на скамье лежал сыр.

Сыр, новозеландский сыр! Домой, скорее домой. Не хищным, а скорее диким взглядом блистал Винсент Григорьевич, спеша к дому, и бородатый бомж в подворотне у помойки с почтением склонился перед ним, прижав к груди пустую бутылку.

Вскоре был странный звонок в восемь утра.

— Винсент Григорьевич? Мне дал ваш телефон господин доктор. Нам необходимо встретиться. Полагаю, это важно для вас.