Юрий Пупынин - Побег

Стоит отметить, что незнание Жанной немецкого еще не говорит, что она была тупа. Она всерьез восхищалась графикой Пикассо, а из писателей предпочитала французов. Кроме того, она обостренно чувствовала социальную несправедливость.

Шла середина семестра. Жанна никакого доклада еще не сделала и темы для курсовой работы еще не выбирала. Толботу ничего не оставалось, как вызвать неорганизованную студентку в свой кабинет, чтобы как-то воздействовать на нее. Он начал предлагать ей самые заманчивые темы: «Античность и Гете», «Античность и немецкие романтики», надеясь, что, окунувшись в греческую мифологию, она сама натолкнется на мысль, что она — дриада, вдруг попавшая в современность.

Однако Жанна отказывалась и просила тему попроще. Что-нибудь вроде «Гюнтер Грасс в переводах на борунский». Толбот такие примитивные ходы отвергал (хотя чуть было не предложил сгоряча тему «Античность и Гюнтер Грасс», чем мог приятно удивить современного прозаика), и у чувствительной девушки появилось ощущение, что к ней придираются. Однажды, во время одного из толботовских занудных пассажей ей показалось, что у нее на коленке лопнула нить на зеленых колготках. С борунскими колготками это бывает редко, но все же бывает, и поэтому Жанна, расстроившись, совершенно забылась и стала потихоньку поднимать и без того короткую юбочку, чтобы рассмотреть, каких границ достигло бедствие. Вдруг она, сидящая в кресле, заметила отчаянный взгляд Толбота, уставленный на ее превосходные ноги. Она вспыхнула и вскоре попрощалась. Но пришлось приходить снова, от экзамена-то никуда не денешься.

Жанна поняла, что тот взгляд был не единственный. Но вместо того чтобы прийти к мысли, что все это оттого, что она похожа на дриаду, она сделала вывод, что становится жертвой сексуального террора. Жанна теперь являлась к Толботу наэлектризованной и все время ожидала, что он на нее набросится.

Профессор, наверно, и действительно начал доходить до безумия от ее чудесной фигурки и почти полного непонимания немецкой литературы. Иначе нечем объяснить ту дикую фразу, с которой он однажды обратился к Жанне:

— Сейчас еще около трех часов. Не могли бы вы съездить со мною в лес?

«Вот оно! — сердечко дернулось Жанны. — Значит, правда! Вот как, значит, достаются экзамены!»

— Зачем? — спросила она с достоинством.

— Мне нужно снять вас обнаженную среди деревьев.

— И тогда вы поставите мне хорошую оценку? — злобно-иронически спросила она.

— Ну что вы... Это нужно заслужить. Давайте лучше я предложу вам другое: с понедельника я начну заниматься с вами немецким языком.

Этого Жанна перенести не могла. Толбот издевается над ней, он собирается унизить ее, превратив в свою послушную вещь! В свою рабыню! За фотографирование обнаженной (и еще неизвестно, только ли фотографирование) она получит только уроки непонятного немецкого языка, и только за безраздельное удовлетворение его сексуальных желаний, очевидно, может рассчитывать на благополучный экзамен.

На лице ее показались слезы, и она выбежала из кабинета. Все подонки, все! Этажом ниже она остановилась ненадолго и попыталась прийти в себя. Она вырвала из блокнота листок и тщательно записала беспардонное предложение профессора, обрисовав заодно ситуацию, в которой оказалась. На психологических курсах она слышала, что письменное изложение неприятностей может облегчить боль. Однако, будучи зафиксированной, ситуация не только не отпустила ее, но стала жечь еще сильнее. Опять полились слезы. Университет! Так вот ты каков, храм знаний! Кому же тогда жаловаться, если сам храм проникнут ложью и грязью? Попробуй пожалуйся! Эти профессора всегда защитят друг друга! Как и у врачей, у них взаимоподдержка — дело чести!

Скомкав в кулаке записку, она, плохо соображая от душевной горечи, побрела дальше и неведомо каким образом оказалась у старинной башни, торчавшей за факультетом кибернетики. Когда строили комплекс зданий университета, то башню сохранили, по-борунски соблюдая уважение к старине. Но в данном случае лучше бы строители ее срыли до основания! Называлась она Башней Слез, и в старину девушка, если ее собирались выдать замуж за какого-нибудь противного и нелюбимого жениха, бросалась оттуда вниз, расставаясь с жизнью. Сто девушек, пожалуй, не набралось бы за семь веков существования Башни, но десяток определенно насчитывался. Туфельки Жанны без остановки отсчитали все 143 ступеньки, которые вели на верхнюю площадку. Но там она пошла далее. Ни разу не остановившись, а только плача и плача, она перешагнула через перила и распласталась у основания Башни, разбившись насмерть.