Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Пойду! — после минутного раздумья ответил Сяо-ню. — Так или иначе, а жизнь собачья — пойдем!

— Не торопись! — остановил его Сяо-ма. — Сначала сходи в деревню и принеси котелок, чтобы мы могли намазаться сажей. Только смотри, чтобы никто не заметил!

— Не беспокойся! — и Сяо-ню убежал. Он вернулся быстро.

— Тебя видел кто-нибудь? — сразу же спросил Сяо-ма.

— Нет. Я еще прихватил с собой кухонный нож!

— Хорошо, теперь давай намажемся сажей.

Вымазав лица сажей с днища котелка, они отвязали лодку и двинулись в путь. Вскоре они подплыли к деревне Юйтяньчжуан и привязали лодку. Сяо-ма с тесаком и гранатой шел впереди, а Сяо-ню с ножом — сзади. В деревне стояла тишина, не было слышно ни крика кур, ни лая собак. Сяо-ню подвел друга к воротам дома Ван Хао-шаня и испуганно прошептал, потянув Сяо-ма за рукав:

— Давай лучше вернемся!

Сяо-ма пригрозил ему гранатой:

— Брат мой, ты же только что был таким храбрым! Будешь караулить за воротами! Если кто подозрительный появится, постучишь в ворота! Только не подымай крика и не убегай!

Покрывшийся холодным потом Сяо-ню испуганно закивал головой.

Сяо-ма подошел к воротам и тронул их — они еще не были закрыты. Осторожно приоткрыв их, он через щель протиснулся во двор. В восточной стороне дома горел свет, и оттуда доносились голоса. Однако разобрать слова Сяо-ма не мог. Внезапно скрипнула дверь, и послышались шаги. Сяо-ма поспешно юркнул в темный угол двора.

В это время во двор вышли несколько человек. Сяо-ма услышал, как один из них сказал: «Вы уж, господин баочжан, постарайтесь!» — это был дядюшка Го У с односельчанами, приносившие Ван Хао-шаню выкуп.

— Не волнуйтесь, я приложу все усилия! — громко ответил баочжан.

Когда крестьяне ушли, он запер ворота и вернулся в дом.

Сяо-ма немного успокоился и вошел в дом вслед за хозяином. Отодвинув бамбуковую портьеру, которой была завешана дверь, он заглянул в комнату. Ван Хао-шань и его жена считали деньги, а их маленький сын Эр-дань ползал на полу рядом. Сяо-ма тесаком отодвинул портьеру и с грозным видом вошел в комнату. Подняв гранату, он крикнул:

— Не шевелиться! Если кто двинется с места — убью всех троих!

Ван Хао-шань поднял голову и обомлел от страха: перед ним стоял здоровенный детина в черных штанах и в черной куртке, с черными лицом и с гранатой и штыком-тесаком в руках. Его глаза зловеще поблескивали. У побледневшего от страха Ван Хао-шаня зуб на зуб не попадал, он не мог вымолвить ни слова. Наконец дрожащими губами он произнес:

— То-ва-рищ… про-шу… са-дить-ся!

Сяо-ма взмахнул штыком и воткнул его в стол. Затем, помахав гранатой, приказал:

— Давай мне деньги, что принесли из деревни Люцзябао! Да побыстрее!

— Хорошо, хорошо! — и перепуганный насмерть баочжан дрожащими руками вручил Сяо-ма деньги.

— Я сегодня явился сюда за твоей головой! — сказал Сяо-ма. — Но если ты согласишься с моими условиями, то я пощажу твою жизнь!

— Хорошо, хорошо, товарищ! Я на все согласен! — поспешно проговорил дрожащий как лист Ван Хао-шань.

— Первое, не глумись над крестьянами, особенно из деревни Люцзябао! Запомнил?

— За-пом-нил…

— Второе, придумай способ, как освободить схваченных Душегубом людей из Люцзябао! Сколько хочешь трать своих денег на это, но с крестьян не смей брать и гроша! Сделаешь?

— Сделаю, сделаю!

— Тебе верить нельзя! — холодно усмехнулся Сяо-ма и, взглянув на Эр-даня, взял ребенка на руки.

Тот заплакал. Сяо-ма пригрозил ему тесаком:

— Если будешь реветь, я заколю тебя!

— Эр-дань! Не плачь, не плачь! — закрыв глаза, со страхом вымолвила жена баочжана.

Мальчик замолчал.

— В течение трех дней, — продолжал, размахивая тесаком, говорить Сяо-ма, — ты должен освободить людей из Люцзябао. После этого я верну тебе сына. Если же за три дня ты не освободишь их, то я закопаю твоего сына живым в землю и приду за твоей головой. Слышал?

— Слышал, слышал, — говорил окончательно напуганный баочжан. — Эр-дань, Эр-дань… вы бы лучше не брали его…

— Так не выйдет, тебе верить нельзя! Успокойся! Как только освободишь людей, я верну тебе сына целым и невредимым! Когда я уйду, не смейте выходить из дому, у нас есть еще другие дела в деревне. Кто выйдет — поплатится головой!

Сяо-ма повесил тесак на бок, сунул деньги за пазуху, оторвал от оконной занавески два куска материи, завязал ими глаза и рот мальчика и, взмахнув гранатой, еще раз предупредил старосту:

— Не смей выходить! Через три дня я вернусь! — Он вышел из комнаты, унося с собой сына баочжана.