Ночью Звагин пришел в сознание и, как это бывает в критические минуты, почувствовал себя способным к действию. Они лежали в темноте, на деревянных нарах, маленькое оконце было открыто, и из него тянуло сыростью. Звагин словно нутром почуял, что снаружи никого нет, перед оконцем только какая-то темная куча (после выяснилось, что это был уголь) — и мрак, мрак, мрак… Звагин будто весь потонул в нем, погрузился в эту волглую тьму. Вцепившись в подоконник, прислушивался с минуту и шепотом сказал, что именно сегодня, сейчас нужно попытаться бежать, так как другого такого случая не предвидится, их бросили без надзора, о них забыли, а может, лагерь еще по-настоящему не оборудован, нет надлежащей охраны, и этим нужно немедленно воспользоваться. В оконце они увидели невдалеке обыкновенный деревянный забор, правее какие-то ворота, будку с часовым, слабый свет, льющийся из-под двери; оттуда доносился негромкий говор и смех, изредка дверь открывалась, и тогда полоса света прорезала темень, как свет паровозного фонаря. Сейчас, только сейчас! Найда подсадил Звагина, вытолкнул его в окошко, вылез сам и сразу же, стоя на коленях, ощутил под руками мокрую жесткую траву. Похоже, осока, что растет в болотистой местности. Значит, где-то близко есть болото, глухие мочажины, и если им удастся перелезть через деревянный забор… Если им выпадет счастье одолеть этот единственный барьер…
Ползком двинулись к ограждению. Звагин тяжело дышал, и Найда, подхватив его к себе на плечо, потащил что было сил вперед, дальше от зловещего погреба, от их первого заточения.
Вдруг в будке часового отворилась дверь, и в ясном проеме четко обозначился силуэт человека в длинной шинели, без пилотки, с ведром в руке. Охранник зашагал куда-то между бараками, видно набрал воды, и появился снова. «Интересно, как поживает советский инженер? — сказал он кому-то в раскрытую дверь. — Я бы охотно вылил на него это ведерко». Он еще минутку постоял, словно раздумывая, может и вправду намеревался подойти к окну и облить водой Звагина, — разумеется, ради забавы, ради удовольствия. Ведро было полным, оно оттягивало ему руку, он стоял и переговаривался с кем-то, кто находился в караулке, потом поднялся по ступенькам и затворил за собой дверь.
Найда, продрогший, послушал еще минуту и потащил Звагина дальше. Ему не было страшно, ему было даже любопытно, что могло бы произойти. Если бы этот паскудник приблизился к ним с ведром, он, Найда (уже нащупал рукой камень), расколол бы ему череп. Даже стало жаль, что тот не подошел, словно предчувствуя смерть. Ну и ладно, ему суждено жить, а им — спасаться.
За забором был молоденький сосняк — они поползли, миновали какую-то ложбину и оказались возле топи: то ли это было лесное болотце, то ли какой-то ручеек, и вокруг него — густая трава, кусты, низкая ольха.
Пробирались всю ночь, путались в топких котловинах. Какое-то внутреннее чувство подсказывало самое верное направление — туда, где нет людей, нет жилищ, где только темень и непролазные дебри. Путь их был бесконечен, и казалось, что они прошли сотни километров. И думалось с облегчением: они совсем одни во всем мире, и мир этот, окутанный мраком, будет таким всегда, и никакой Шустер не сможет их настигнуть.
Но солнце все-таки взошло. И когда первые мглистые лучи легли на землю, на кочковатый луг, Найда с тоской увидел невдалеке широкую заасфальтированную дорогу. В отдалении стояло несколько грузовиков, мотоцикл с пулеметом в коляске, солдаты вокруг него, и еще по всей линии были видны фигуры людей с автоматами в руках. Значит, их здесь ждали, отлично зная, куда они в конце концов выйдут. Тот, что собирался вылить ведро воды в их погреб, вовремя поднял тревогу, зря они его там не прикончили.
Как только солнце поднялось выше, со всех сторон послышался собачий лай. И сразу же от большака полоснули автоматные очереди, защелкало, засвистело, весь воздух, весь белый свет заполнился пулями, и автоматчики от шоссе редкой цепью двинулись по кочкам.
— Не дамся живым, — сказал Найда, лежа среди кустов лозняка. Он держал в руке камень, будто это было оружие, которым можно было обороняться, чтобы дорого отдать свою жизнь.
— Пусть берут живыми, — спокойно ответил Звагин. — Мне осталось чуть-чуть… а ты живи, борись!
Он первый поднялся на слабых ногах, замахал руками, словно хватаясь за воздух и подавая знак, что сдаются. Всех его сил, казалось, только и хватило на этот взмах, больше он не мог стоять и лицом упал в болотную жижу. Тогда Найда, слыша, как по кочкам с лютым лаем мчатся овчарки, понял, что все может закончиться раньше, чем подбегут солдаты, упал на безвольно распростертое тело своего друга. Обеими руками обхватил его, вдавил в землю и так замер, ожидая нападения разъяренных псов.
Читать дальше