Глаза слипались, и метель, до того сторонившаяся Толика, начала потихоньку лизать его ботинки и брюки снежинками, будто пес, сначала боявшийся незнакомого человека, а потом увидевший, что человек хороший и с ним можно даже поиграть, если показать, какой ты дружелюбный.
На черных брючинах сначала видны были отдельные снежинки, крупные и красивые, потом их становилось все больше и больше, они сцеплялись лучиками и плотно укутывали Толика, словно зима, безраздельная хозяйка этих мест, хотела спрятать его от всех и насладиться его обществом в одиночку. Хотя бы до весны.
* * *
Однажды Толик вышел из родного прочного корпуса своей подводной лодки прямо в середину ноября.
И если бы метель не лизнула ему ласково руку, то, возможно, и не заметил бы этого, а так – метель шершавым языком из снежинок так обрадовалась его появлению, что решила лизнуть ему руку лично. Толик, конечно, обрадовался тоже, что хоть кто-то ему рад настолько, что готов лизать руки, но подумал, что перчатки сейчас не помешали бы совсем.
Его совсем не удивило то, что в его сумке оказались перчатки: спроси его, и он бы не смог ответить с полной долей уверенности, достает ли он их оттуда на время так называемого лета или нет. Ведь зима здесь почти все время полноправная хозяйка этих краев. Именно она, а не быстрая весна, хлипкая осень или истыканное комарами и мошкой лето.
– Удивительно! – вслух удивился Толик. – Кажется, что вчера еще август был, а теперь ты посмотри: зимушка-зима!
– Не это удивительно, – не согласился трюмный Андрей, – а то, что это еще для кого-то остается удивительно!
– А что еще более удивительно, коллеги, – поддержал Антон, – это то, сколько раз можно использовать слово «удивительно», когда говоришь про что-то совсем не удивительное, как, например, наша зима.
– И это тоже удивительно, да, соглашусь. – Андрей закурил.
– И то еще удивительно, что ты со мной соглашаешься, несмотря на свой скверный характер!
– Я? Я так, чтоб ты расслабился и потом ух тебя под дых!
– Вы, трюмные, коварны, как сарацины!
– Сарацины – дети, по сравнению!
Они о чем-то говорили и дальше, но Толик их уже не слышал – он шел сзади и смотрел на высокого, статного Антона, больше похожего на гренадера, чем на доктора, и на Андрея, залихватски сдвинувшего шапку на затылок, широкоплечого и всегда улыбчивого соседа по каюте и думал, что как все-таки быстро летит время. Казалось бы – только вчера они собирались на шашлыки в сопки, но у них не вышло, потому что надо было срочно в море, спасать чьи-то горящие планы боевой подготовки, а потом никак было не собраться, то вахты, то задачи, то испорченная погода, и лето, вроде бы и не занятое ничем особенным, пролетело с таким оглушительным свистом, что эхо его, вон, до сих пор аукается.
И быстро это или нет, если думать не о временах года, а о своей собственной жизни, Толик решить не мог: с одной стороны – быстро, но с другой – не скучно и некогда даже подумать, а чем бы заняться в свободное время, а это наверняка лучше, чем тухнуть от безделья и серой рутины, на что многие одноклассники жаловались, когда Толик приезжал в отпуск. И все они боролись за выживание в том, что творилось в стране, и большинство из них справлялось плохо, но Толику хотя бы некогда было скучать. А жизнь, ну что жизнь – она все равно пройдет, и все равно в конце будет ее мало, и обязательно не будет чего-то хватать, и будут сожаления о том, что все могло бы быть иначе, но штука-то в том, что иначе быть не могло, а могло быть намного хуже, но кого это заботит, когда все время хочется, чтоб было лучше?
Под ногами звонко скрипел замерзший пирс, потом хрустел снег и мороз бодрил, хотя от залива полз клубами туман и могло показаться, что не так уж и холодно, если смотреть только на море, которое здесь никогда не замерзает потому, что где-то рядом бежит Гольфстрим и он теплый, и зима давно с ним смирилась и не пытается уже сковать льдом заливы, проливы и бухты, довольствуясь речушками и озерами.
А все-таки холодно. Толик натянул поглубже шапку и вспомнил, что одним из ценных советов, которые ему дал механик, когда он был здесь на практике курсантом, был совет брать шапку на пару размеров больше, а не выебываться этими модными в Севастополе «пирожками», потому что здесь Север и северные люди – это не те, кто не мерзнет, а те, кто тепло одевается. А мерзнут здесь все без исключения и даже наверняка северные медведи тоже. Потому что холодно же.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу