Александр Трофимов - Необходимей сердца

До станции Вова дошел быстро. На рельсах стоял поезд, и от него шел пар, как от чайника. Вова подождал, пока поезд ушел, передав ему много раз по рельсам только два слова: «ту-ту» и «так-так», и посмотрел, как испуганно дрожали провода, ну совсем как Мишка Егоров, когда его спрашивали урок, а он его не выучивал.

Вова пошел на знакомый путь, от которого начиналась лыжня. Там стоял поезд с мертвым лесом. «Когда-то эти бревна были радостными деревьями и чувствовали землю корнями, — грустно подумал Вова, но быстро повеселел от другой мысли: — А теперь они станут партами и хоккейными клюшками. Вот так вот».

Из узкого двухэтажного домика кричали машинисту: «Прицепи два вагона». Вова пожалел машиниста и человека, который кричал. Он сегодня идет в лес, а они не могут. «Наверное, они смотрят на меня и завидуют», — решил он не оглядываться и любовно снял лыжи с плеча.

Дома Вова подарил лыжам скорость, натерев их мазью, и, вспомнив сейчас об этом, он представил, как быстро несется с горы — ветер царапает виски. Он же первый раз в этом году едет кататься!

Остановившись и отделив палки от лыж, Вова не спешил надевать лыжи, продлевая ожидание. Эти минуты были сладкие, как липовый мед. Но вот ноги и лыжи соединились, и он медленно, проверяя, не разучился ли кататься, широко замахал руками, втыкая палки с такой силой, точно отталкивал от себя всю землю, крытую снегом.

Как скользила земля.

Лыжню за субботу утрамбовали три тысячи лыж, и она уже потеряла счет лыжникам.

Вову обгоняли, и он обгонял, и лыжи сидели на ногах, как прибитые. Лыжня то выгибалась, убегая от железной дороги, то снова прижималась к ней. Справа от лыжни сидели кусты, снег кончился, и солнце зажгло под ними снежинки — Володе показалось, будто лилипуты растеряли золотые монетки.

Выпрыгнула первая горка, и Вова с удовольствием оттолкнулся, съехал. И снова была горка, а за ней — подъем. С горы спускались две женщины. Одна из них переходила лыжню, ей оставалось сделать всего шаг, а Вова катился от нее метрах в пяти и был уверен, что женщина успеет перейти лыжню, но она вдруг упала, и его левая лыжа оказалась под ней. Мальчик испугался за лыжу — женщине было не больно, она встала и ушла с подругой, а он боялся вынуть лыжу из снега: вдруг она сломалась или треснула.

Но лыжа была в порядке.

Лыжники тонули за густыми от снега ветвями.

В лесу Вова перевел дух. Он без остановки прошел километра два, и хотелось отдохнуть, оглядеть лес. Сошел с лыжни, и лыжи спрятались в рыхлом снегу. Вова сделал еще два шага и прислонился к березе, ее кожица трепетала на ветру.

По лыжне проплыли мужчина и женщина. На спине мужчины в рюкзаке сидел ребенок, девочка, кажется, — глаза испуганные. Потом проехал мужчина, и к поясу были привязаны за веревку санки, а в них — тоже девочка.

Дятел заговорил где-то недалеко, но Вова не нашел его взглядом.

Впереди прыгали воробьи, будто летку-енку танцевали. Присмотрелся Вова к березе, под которой они прыгали, — сидит на нижней ветке снегирь и дрожит от холода. Воробьи развеселились, разогрелись, танцуя, а снегирь все дрожит. «Неужели, — подумал Вова, — замерзнет толстяк из-за своей лени?» Не выдержал снегирь, спрыгнул с ветки и такие коленца стал выделывать! Воробьи даже замерли от удивления, видя, как снегирь пляшет. Наплясался, и улетел, и вернулся с братьями-снегирями: откуда только взялись? Те тоже пустились в пляс — пошла у них работа.

Вова поехал дальше, а шагов через десять оглянулся на снегирей — как будто помидоры на поляне выросли. До чего красны!

С сосны прямо на Вову упал ком снега — как бы дерево приглашало его поиграть в снежки.

Лыжня пошла под уклон, и можно было катиться, только слегка отталкиваясь палками. Показалась гора, которую называли «Лысой». Не росло на ее макушке ни деревца, ни кустика. То ли лыжники поломали, то ли не полюбили деревья этого места.

Парень, на котором была майка с надписью «Ну, погоди!», крикнул всем: «Расступись» — и унесся с отвесной горы, как вода из крана. Вова забоялся сломать лыжи. Но словно кто-то толкнул его в спину, и он рванулся вниз. И ветер свистел в уши: «Вернись, вернись», и хотелось вернуться обратно, но съехал, не упал.

Он шел дальше, мимо коричневых елок, около железнодорожной насыпи. Ему стало жарко, и он расстегнул куртку. До деревеньки Раздоры нужно было подняться на насыпь, перейти стрелки железной дороги, густым лесом одолеть полкилометра. А там он сядет на электричку и вернется домой.