Владислав Ситников - Рассказы

Я спрыгнула со сцены, подошла к нему, запустила руку в его кулёк, вытащила все, что попало в жменю, посмотрела:

— Фу! Такую срань мой папа мне давно не покупает! — и швырнула всё это в зал. И ушла.

Снегурочка Изольда Тихоновна нашла меня под лестницей. У двери в подвал. Это был любимый закуток всей школы: мальчишки там дрались, девчонки плакали.

Она оторвала меня от стенки и прижала к груди:

— Ну, ничего, ничего…

— Изольда Тихоновна!.. Изольда Тихоновна!

— Да какая тебе Изольда Тихоновна?!. Зови меня Золя…

— Тётя Золя, тётя Золя! Там же все не так!.. все не так!!

— Я знаю…

— Откуда Вы можете знать?!

— Я знаю. Я читала:

Дома мама меня спросила:

— Ну, как утренник прошел? Всё хорошо? Бери веник, давай помогай, а то скоро гости придут, а у нас — вон срач какой!.. или как это зовется…

Утром я взяла Даньку — это мой любимый мишка — и пошла гулять.

Я уже давно знаю, что никакого Деда Мороза нет, и не вешаю носки.

Я вышла из подъезда. Какой-то мужик на скамейке спал над пивом.

Когда я хлопнула дверью, он проснулся, помахал рукой и крикнул: «Иди сюда!», — и поднял свою бутылку.

Я не тронулась с места: мама мне строго-настрого запретила подходить к незнакомым взрослым дядькам — я не тронулась с места, только поплотнее прижала к себе Даньку.

Мужик сам подошел и опустился на корточки рядом, прислонясь спиной к стене дома.

Потом он поболтал своей бутылкой — там был снег или как это зовется — пиво замерзло — он поболтал своей бутылкой, посмотрел на неё и спросил: «Ты любишь стихи?»

Я ничего не ответила.

Он отпил из своего снега.

— Ну, а Евтушенко — ты знаешь? Нет, ты извини, я, конечно, все понимаю — откуда тебе знать Евтушенко?! Ну-ты извини… Нет, ну, а… стихи — ты любишь? Хочешь, я тебе почитаю? Понимаешь, плохо мне сегодня… давай, я тебе стихи почитаю?

Я молчала.

Он встал, тихонько потряс меня за плечо, покивал головой:

— Ты извини, тетка… Понимаешь, сложно всё это… Щас, щас я почитаю — только закурить сначала надо. Ты, тётка, извини. Ну, как тебе всё это объяснить?.. ну, щас, я — закурю…

Он закурил, отпил из своей бутылки, улыбнулся. Подмигнул:

— С Новым годом тебя, тетка! Ты — не бойся: я плохого тебе не сделаю… — Он грустно рассмеялся. — Ладно, обещал — сам напросился — иди сюда, я тебе стихи почитаю. Только я курить буду — ты не против? Сударыня?

Я покачала головой.

— Вот и славно. Только вот смотреть на меня не надо! Ага?.. А-а, да, сейчас вспомнил, с Новым годом тебя, тетка! С Вашего позволения, я вот еще немного пива…

Он отпил пиво, снова прикурил, покачал головой:

— Да, все правильно — ты ко мне не подходи, а то мало ли что подумают. Вот там и стой. А можешь и вообще уйти — я тебе почитаю.

Он глубоко затянулся сигаретой, отпил из своей бутылки из-под пива, затянулся еще раз:

— Слу-ушай… да она влюблена в тебя!

— Что?

— Я говорю, поздравляю, в вас влюбились. Нет-нет, ты только не оборачивайся спугнешь. Да. Точно. Бедная, бедная счастливая девочка!

— Глупости.

— Ничего не глупости. Мне ли этого не видеть: не забывай, я все-таки женщина.

— Вот этого-то я как раз никогда не забывал.

— Какие глаза! Какие глаза! И родинка. Ах, эта родинка! Признайся, ты ведь тоже не мог не влюбиться в нее? Ну, хоть вот на столечко.

— Я всю жизнь люблю тебя. Только тебя.

— Ну, это — само собой. А чего ты краснеешь? Ба-ба-ба! Вы только посмотрите! Наш старый Песталоцци краснеет, как Наташа Ростова на первом балу! Ну точно. Влюблен.

— Да отвяжись ты! Просто над нами красный зонт — вот и все.

— Влюблен, влюблен, влюблен. А как ее зовут?

— Сама же говоришь, не оборачивайся.

— А то ты и так не знаешь.

— Тебе-то какая разница, как ее зовут?

— Скажешь тоже! Нам же бабам мёда не надо — дай только в чужих сердечных ранах покопаться, по самый локоть туда залезть — в самое тепленькое, в самое сокровенное! Ну, давай, давай, рассказывай!