Владислав Крапивин: Рассказы и повести

Тоник, Тимка и Римма возвращались с последнего детского киносеанса из клуба судостроителей.

— Далеко до моста, — сказал Тимка. — Айда на берег. Может, кто-нибудь перевезёт.

— Попадёт, если дома узнают, — засомневался Тоник.

Римма презрительно вытянула губы:

— Мне не попадёт.

— Он всегда боится: «Нельзя, не разрешают…» Петька и тот не боится никогда, — проворчал Тимка. — Пойдёшь?

Тоник пошёл. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится, то ничего не поделаешь.

Обходя штабеля мокрого леса и перевёрнутые лодки, они выбрались к воде. Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную к домам, подмывала заборы. Коричневая от размытого песка и глины, она несла брёвна и обрывки плотов.

По середине реки двигалась моторка.

— Везёт нам, — сказал Тимка. — Вон Мухин едет. Я его знаю.

— Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? — поинтересовалась Римка.

— Ага. Его брат в нашем классе учится.

Они хором несколько раз позвали Мухина, прежде чем он помахал кепкой и повернул к берегу.

— Как жизнь, рыжие? — приветствовал ребят Мухин. — На ту сторону?

Рыжей была только Римка.

— Сами-то вы красивый? — язвительно спросила она.

— А как же! Поехали.

— Женя, дай маленько порулить, — начал просить Тимка. — Ну, дай, Жень!

— На брёвна не посади нас, — предупредил Мухин.

Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Всё было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повёл её вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.

— Ставь к волне! — закричал вдруг Мухин.

Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер. Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперёк плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое брёвнышко.

Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:

— Стукнулся, пацан? Ну, садись!

— Ладно, мы отсюда доберёмся, — сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка.

Тоник сидел на брёвнах и всхлипывал. Боль была такая, что он даже не сдерживал слёз.

— Разнюнился, ребёночек, — вдруг разозлился Тимка. — Подумаешь, локоть расцарапал.

— Тебе бы так, — заступилась Римка. — Рулевой «Сено-солома»…

— А он хуже девчонки… То-о-нечка, — противно запел Тимка.

Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белёсые брови уползали на лоб, губы оттопыривались… Так бы и треснул его.

Тоник повернулся, хромая, перешёл на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.

В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И всё же мама сразу спросила:

— Что случилось, Тоничек?

— Ничего, — буркнул он.

— Я знаю, — сказал папа, не отрываясь от газеты. — Он подрался с Тимофеем.

Мама покачала головой:

— Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем… она коротко вздохнула, — без матери растёт мальчик. Присмотра почти никакого…

Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.

— Тимка никогда не дерётся.

Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.

— Так что же произошло?

— А вот то… Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.

— Хорошее имя. Ан-тон.

— Чего хорошего?

— А чего плохого? — Папа отложил незажжёную папиросу и задумчиво произнёс: — Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.

— Мне не легче, — сказал Тоник, но всё-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

Вот эта история.

Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Серёжей, и даже Серёжкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.

Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядам с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Всё это называлось: «Полевой стан Кара-Сук».