Юргис Балтрушайтис - Литва - рассеяние и собирание

— Вот тебе на! А ведь я бы могла побиться об заклад, что первым умрет Вацюкас из сорок шестой.

Выломавшие двери мужчины задумчиво повертели в руках удостоверение с женской фамилией и с вклеенной туда фотографией Витаутаса Беранкиса и сдержанно спросили соседку, не вел ли он себя в последнее время странно. Или, например, не хотел ли он превратиться в другого человека, не объяснял ли, что в мире умерших жить лучше. Соседка высокомерно покачала головой и сказала, что Витаутас Беранкис был спокойнейшим, трезвейшим из всех соседей и никогда не нес вздор. Его ничто не интересовало, и добавила — кроме дочерей и соседского кота.

В том краю зима продолжалась восемь месяцев. Другим временам года оставалось четыре.

Мороз одолевал все — живое и мертвое. Только река никогда не замерзала полностью. Ее течение было неодолимо, будто общее течение жизни всех выселенных на ее берега людей. Могли погибнуть десятки, сотни, тысячи. Но никакая сила не могла погубить всех до одного.

По реке плыл одинокий, из неотесанных бревенчатых обломков плотик. Он был пуст. Только внимательно всмотревшись, можно

было увидеть на срединном обломке бревна кривое блеклое пятно. К обледеневшей коре ржавым гвоздем была прибита кисть человека. Она была белым-бела, сквозь матовую кожу не видно было даже контуров жил. Эта кисть была знаком, который обязан был понять всякий.

Плот двигался вперед медленно, но упорно. А людей все не было и не было.

— ЭКСПЕРИМЕНТ БЫЛ НЕПРОСТЫМ. Мы стараемся не спаривать даже дальних родственников, выбираем индивидов из различных регионов. Кровосмесительство вредит не только королевскому роду.

— Таким образом, спаривая самых способных крыс можно вывести породу крыс-гениев?

— Совершенно справедливо.

— Соблазнительная перспектива. Однако генетических изменений надо ждать довольно долго?

— Отнюдь. От первых поколений ничего особенного не ожидали. Но уже потомки четвертого поколения были несравненно умнее всех предков. А индивиды шестого поколения демонстрировали просто чудесные способности. Моментально находили пищу в лабиринте из восемнадцати ответвлений. Нажимали на нужную клавишу, выбирая из многих, — совсем как дельфины…

— Следовательно, вас можно поздравить с победой?

— Увы … Крысы шестого поколения все до одной страшные невротички. Они совершают чудеса только под воздействием сильного успокоительного — фенозепама. Пока мы нашли этот фенозепам, мы обзвонили несколько фармакологических лабораторий… Без успокоительных они. вообще ничего не делают, только заползают в щели, вжимаются в углы. Их гениальность неизбежно сопровождается сильным неврозом.

— Однако какой-никакой выход найден. Фенозепам.

— Увы… На крыл: шестого поколения фенозепам действует всего лишь несколько минут, хотя дозы огромны, почти опасны. Правда, возможности их интеллекта действительно феноменальны. Однако без успокоительных они становятся настоящими шизофреничками. Они подвержены страннейшим фобиям, их реакции неадекватны. Они не едят и не пьют. Можно сказать, природа защищается от слишком умных индивидов. Мы думаем прервать эксперимент. Он уже не имеет смысла.

1989 г.

Когда она подняла голову над швейной машинкой и посмотрела в окно, густая тень от крыши уже тянулась через двор по траве до самой калитки. В это время года солнце заходило с другой стороны за острый край ельника, будто ложилось на долгую зубчатую пилу и, поранясь об острия, вечерней кровью обрызгивало треть неба.

За калиткой — придомовая стежка. Такая короткая, с двумя желтоватыми колеями, полоской подорожника и клевера между ними. Она утыкается в гравийный проселок, а по другую сторону гравия — там соседка Бяржонскене, ею возделанная земля, а потом снова ельник, в который полупрозрачно вкраплены ольхи да березки. В окне усадьба Бяржонскене видна не целиком, лишь сеновал и край большого глинобитного хлева, однако, если притиснуться к самому окну и чуть наклониться вправо, можно разглядеть и сам дом: статный, на две половины, с застекленным крыльцом и бурой жестяной крышей.

Птица, взлетевшая над ельником для пути на юг, видит совсем другое. Это — огромное пространство земли с пахотой и угодьями, обрамленное елями, почти совершенный овал, только проселок делит его не по самой середке, а чуть сбоку: направо — усадьба Бяржонскене, а слева — владения сразу троих: ее, Паулины, родителей, Язбутиса и Милюса. Вроде бы и деревня, только уж очень маленькая, зато имя у нее есть: Дваралис. Может, совсем давно тут и был чей-то господский двор, прямо там, где теперь постройки Бяржонскене, но помнить об этом некому и никому это все не важно.