Анатолий Макаров - Мы и наши возлюбленные

Он был уверен, что авторы не подведут, его вообще никогда не подводили, потому что он тоже не подводил никогда. Нутром чувствовал, кого нельзя подводить.

Все складывалось так хорошо, что необходимо было ожидать неприятностей. Это вздохнула жена, которая при всех своих степенях в области художественного воспитания подростков оставалась суеверным человеком. Сам-то Павел Федорович на предрассудки плевать хотел, он как раз верил, что раз все идет хорошо, то должно идти еще лучше. Не подкачали южные дружки, прислали с верными гонцами и вина, и фруктов, и вообще всего, что нужно молодым людям наших дней, как всегда, южное снабжение могло дать столичному сто очков вперед. Помощник превзошел самого себя, в «Праге» у него обнаружился знакомый мэтр Сергей Иванович, специалист международного класса, обещал устроить свадьбу почище дипломатических приемов.

— Ну, почище, пожалуй, не надо, — усмехнулся Павел Федорович, — довольно будет, чтоб не хуже.

А помощник и впрямь расстарался, знакомых художников — хорошие ребята, но забулдыги, — стимулировал бутылками на творческий подвиг, они настряпали массу юмористических плакатов и легкомысленных транспарантов, которыми забавно будет украсить свадебный зал. Павел Федорович идею одобрил, только просил показать ему эти транспаранты заранее, мало ли чего эта богема насочиняет, все-таки солидные люди обещали быть. «Конечно, конечно, — понимающе поджал губы помощник и тут же разложил перед шефом какие-то чрезвычайно элегантные прямоугольники бристольского картона с надписями изысканной вязью, проекты пригласительного билета, как оказалось. Павел Федорович выбрал самый строгий вариант и утвердил его своею подписью. В этот момент он чувствовал себя почти что государственным деятелем, чей росчерк пера определяет нечто в судьбах тысяч людей.

В тот день и случился первый прокол. Дочь Карина, которую, вероятно, раздражала вся эта суета по поводу свадьбы брата, звонки, визиты, приезд посыльных с дарами, поездки в магазины, не имеющие к ней решительно никакого отношения, сделалась более капризной, чем когда бы то ни было. Павел Федорович злился, но значения не придавал, в конце концов, девчонка привыкла быть пупом земли и теперь заурядно ревнует. Но от одной ее фразы Павел Федоровичи остолбенел.

— А вы знаете, что ваш «ж е н и х» каждую ночь своей медсестре названивает? — мстительно выкрикнула дочь, и у Павла Федоровича заныла лопатка. Марат и впрямь после двенадцати утаскивал телефон в свою комнату, никто этому не удивлялся, считалось, что жениху с невестой полагается п о в о р к о в а т ь на сон грядущий. А он вот, значит, с кем в о р к о в а л! Да какое уж тут в о р к о в а н ь е, небось выяснял отношения накануне «рокового» шага, страдал, намекал, но дай бог, каялся и обещал все на свете переиграть в последний момент! С него станется, с тихони проклятого, кто знает, какие страсти бурлят под внешней его флегматичностью, какие б л а г о р о д н ы е чувства! Павел Федорович вдруг сообразил, что, в сущности, вовсе не знает сына, его устремлений, надежд, как это в старину говорилось, и д е а л о в. То есть та карьера, какую он сам Марату определил и предусмотрел в деталях, и считалась з а в е т н о й мечтой сына, но ведь такого идеального соблюдения отцовской программы не встречается даже в книгах. Вон у русских купцов, у хозяев, у воротил сыновья и то, как свидетельствуют классики, вырождались в биллиардистов и в декадентов. А нынешние лучше, что ли? Насмотрятся дурацких фильмов, а потом выкидывают номера.

Павел Федорович поймал себя на мысли, что предполагаемые страхи считает уже подтвердившимися. Он почти уверовал в то, что в разгар торжества в зале ресторана непременно, появится никому не известная, никем не приглашенная молодая женщина, злодейка, первая незажившая любовь Марата. И почти воочию увидел, как Марат, забыв про растерянную невесту, бежит через весь зал, расталкивая знающих дипломатический протокол официантов. И наяву ощутил прожигающий кожу стыд промотавшегося отца, устроителя свадьбы, превратившейся в конфуз и посмешище.

Первым импульсом было броситься к сыну, схватить его за грудки и тряхнуть, чтобы опомнился. Потом пришло трезвое соображение: прежде к таким мерам не прибегал, теперь о них и думать не приходится. Марат только взъерепенится и, чем черт не шутит, додумается до такого поступка, который пока еще ему, может, и в голову не пришел. Вот медсестру эту, поганку, действительно стоило бы разыскать, внушить ей со всей строгостью, чтобы не сбивала порядочных ребят с пути истинного. Впрочем, и это праведное намерение, по здравому размышлению, показалось глуповатым, то-то и оно, что она их почти что наставляет на этот самый благонравный путь. От расстройства Павел Федорович даже закурил, хотя не брал табака в рот лет двадцать как минимум. А теперь вот задымил неумело, как школьник, услужливо подсунутой помощником сигареткой «Мальборо» и думал о том, что уповать остается лишь на судьбу. Пронесет так пронесет. А нет, так пропади оно все пропадом!