Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны [litres]

– Но он же их не насилует, верно?

– Ты все знала!

От шока Стелла будто ослепла. Она подготовилась к целому набору реакций – к отрицанию, к отказу понять, к причитаниям, к истерике. Но такое?!

– Ты все знала, – повторяла Стелла как заведенная. – Знала, что́ он творит, и не препятствовала ему? Как ты могла?

Микки уныло повела плечами.

– А куда деваться? Это его дом.

– Он твоих дочерей растлевает, а ты думаешь, куда тебе деваться?!

Ярость застила Стелле взор, все плыло перед глазами – стены, мебель и чудовище, которое почему-то называлось матерью.

– Ты нарочно девочек с ним оставляешь, да? Тебе так легче? Ну еще бы! Не вижу – стало быть, и нет ничего!

Микки молчала. Небось мозгами шевелит, прикидывает, как бы половчее прекратить разговор, как бы выдворить Стеллу.

– Ты – мерзавка, но твои дочери – невинные создания. Или ты что-то предпримешь, Микелина, или я сама этой проблемой займусь, и тогда пеняй на себя.

– Что, по-твоему, я могу предпринять? – Микки определилась насчет дальнейших действий: сейчас разревется в своей отвратительной, показательной манере – разинув рот во всю ширь. – Если я твоему отцу скандал закачу, он нас просто вышвырнет. Ну и куда мы пойдем, а? На какие такие капиталы новое жилье снимем?

Стелла шагнула к невестке, своим действием вынудив Микки встать. В угол ее загнала, в буквальном смысле; правой рукой схватила под подбородком так, что большой и указательный пальцы легли на скулы узенькой лисьей мордочки. Микки от изумления даже не пикнула.

– При чем тут капиталы, сучка ты вонючая? – Стелла надавила пальцами. Пусть завтра у Микки будут симметричные багровые пятна на щеках, будто клоунский румянец. Впрочем, в следующую минуту она отняла руку. – Включи мозг, найди выход. Не съедешь вместе с девочками – я в полицию заявлю. Тебе тоже мало не покажется, так и знай.

– Мне?! Я-то что сделала?! – выкрикнула Микки между двух всхлипов.

– Уж я придумаю, как сформулировать. – Стелла отступила от невестки. – Сейчас беги, забери своих младших. Им плохо без матери, даже если мать – мерзкая сводня.

Микелина, кажется, только этой команды и ждала – пулей из кухни вылетела, хлопнула парадной дверью, метнулась через улицу. Стелла уставилась в окно на неестественно зеленый газон. Где этот выродок – ее отец? Куда запропастился?

И что делать дальше?

Задание не выполнено, покуда Стелла не разобралась с отцом. Она выдвинула ящик стола, достала нож и вышла на крыльцо – ждать.

Два с лишним часа поисков – а Пенни нет как нет. Голос сорван, но о том, чтобы ехать домой, и речи быть не может. Охрипшая Бернадетта теперь звала собаку хлопками в ладоши. Дневная жара отпустила, сырой воздух прельщал фальшивой прохладой, закатное солнце щупало камыши лучами апельсинового цвета. Вода в топких низинках сделалась слепяще-яркой.

Берни все ходила берегом, все хлопала, глотая слезы. Понятно: собаку не найти. Будь Пенни где-то поблизости, она бы давно отозвалась. На отрезке в две мили Берни прочесала каждую тропку между хайвеем и океаном. Свистела; заставляла себя шарить палкой в зарослях – не дай бог, наткнется на собачий трупик. Определенно Берни заблуждалась, считая неизвестность худшим вариантом. Раз Пенни не выскочила к ней живехонькая, так пусть не отыщется никаких ее следов. Не все ли равно теперь, что случилось с собакой: приютила ли ее благополучная семья курортников или, мертвую, растащили по кускам еноты?

Полосатым форменным рукавом Берни отерла соленые сопли с подбородка, поморгала зареванными глазами. Не хватало, чтобы дед увидел ее горе! Нет, перед Антонио – только ярость! Вон он, стоит футах в двадцати от машины, тоже хлопает в ладоши, правда, без энтузиазма. Это Берни его заставила. А машину она заперла, чтобы не отлынивал. Пусть отвечает за свой поступок, старый хрыч; пусть до конца пройдет испытание.

А конец, похоже, настал. Больше Бернадетта сделать ничего не может.

Выродок у нее дед. Хоть бы окочурился поскорее, что ли.

Берни поплелась к машине. Далековато увели ее поиски, еще бы немного – и сама заблудилась бы. Вдруг послышался шорох. Берни замерла. Нет, это не слуховые галлюцинации. Шуршало на расстоянии, примерно равном длине футбольного поля. Каким чудом Берни вообще этот звук уловила – непонятно.

– Пенни! – прохрипела девушка. Оказывается, надежда-то в ней не умерла. Берни откашлялась, крикнула в полный голос: – Пенни! Пенни!

И да – камыши раздались, выпустив тощее тельце со свалявшейся медно-рыжей шерсткой. Пенни спешила изо всех сил, ковыляла на грязных, измученных лапках.