Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

Потом очень маленькая девочка станцевала чечетку и заплакала, что я не стала засчитывать, а еще две девочки исполнили приличный гимнастический номер: ходили колесом и садились на шпагат. Публике нравилось, но в финале одна из девочек не смогла сесть на шпагат, и это выглядело неловко, и никто не захлопал. Но в целом это, возможно, был лучший номер. Из показанных.

Последней по порядку, но не по значению на сцену вышла Миранда Лонглейди. Увидев ее, мы с сестрой пришли в возбуждение. Она улыбалась улыбкой эстрадной артистки (безумной, но профессиональной), на ней было желтое платье и цилиндр. Она не спешила начинать, дожидаясь нужной атмосферы. Как будто солнце выглянуло – отчасти потому, что Мелоди, однояйцевый близнец Миранды, светила на нее ярким фонариком, а отчасти потому, что солнце и в самом деле выглянуло.

Миранда поприветствовала публику и вытащила из коробочки Буфо, маминого лягушонка. Сначала Буфо стеснялся и прятался у Миранды под мышкой. Вокруг его шеи она повязала желтую ленточку под цвет платью и вокруг шляпы тоже повязала ленточку. Я ее ненавидела.

Она начала: «Дамы и господа, позвольте представить вам лягушонка Фредди».

Я поглядела на маму через стол на козлах. Она смотрела во все глаза, приоткрыв рот. Мне было не по себе и неловко за Буфо, точно он был моим ребенком, или братом, или кем-то еще, и мне было стыдно, что мама его видит. Она не в том состоянии, чтобы наблюдать позор лягушки из своего детства, которую я отдала, не спросив ее.

Лягушонок Фредди вскоре набрался уверенности в себе и раскланялся. Потом они вдвоем исполнили смешной до истерики номер под аккомпанемент миссис Фринк (она также аккомпанировала девочкам с «Гусиным прудом» и гимнасткам). Закончили они коротким смешным разговором, полным флирта. Миранда здорово навострилась манипулировать лягушонком, и когда номер закончился, публика смеялась, и хлопала, и кричала «браво!».

Миссис Грэм-Голдинг вышла на сцену, тоже смеясь и хлопая. Ей пришлось опереться на стул и отдышаться, чтобы прийти в себя.

– О боже мой. Вот это да, – сказала она, задыхаясь, – это было здорово, правда, дамы и господа? Спасибо вам, Миранда и Фредди.

Миранда сделала реверанс, а Фредди помахал лапкой. И все снова захлопали.

Мы с мамой посмотрели друг на друга – долго, широко раскрыв глаза. Потом миссис Грэм-Голдинг появилась на сцене со второй судьей, миссис Фринк из магазина «Охота», и они объявили победителя конкурса. Конечно, это была Миранда, и ее с Буфо вызвали на сцену, чтобы вручить небольшой приз и пакетик с ирисками военного времени.

Я не знала, что и думать. Сестра явно считала, что это хороший результат. Меня переполняли глубокая обида, и гнев, и ревность, и желание (не опять, а снова) ударить Миранду по лицу.

Я огляделась по сторонам и увидела, что мама отошла от стола и увлекла миссис Грэм-Голдинг в сторону так же, как сестра увлекла в сторону мистера Олифанта, – решительно и немного резко. Я вскочила с коврика, но когда подобралась достаточно близко, чтобы услышать разговор, он уже заканчивался.

– Понятно, что же, очень жаль, ситуация непростая, – говорила миссис Грэм-Голдинг, – давайте посмотрим, что можно сделать.

Вскоре после этого судья снова появилась на сцене. Она извинилась перед публикой и попросила еще минуточку внимания.

– Перед тем как начнутся танцы, я хотела бы объявить, что лягушонок Фредди, который выиграл в конкурсе талантов вместе с Мирандой, выступал с любезного разрешения мисс Лиззи Вогел, и жюри решило вручить Лиззи ириски.

Раздались жидкие аплодисменты, и я поднялась на сцену и взяла бумажный кулечек из рук улыбающейся судьи.

Миранда стояла рядом со сценой.

– Ну и придурки эти Вогелы. Сначала всучили мне эту дурацкую лягушку, правда же, Мел, – сказала она, повернувшись к Мелоди, – а теперь хотят урвать моей славы для этой мелкой идиотки Лиззи.

Мелоди энергично кивала, пока Миранда не шлепнула ее по макушке. И когда я слезла со сцены, Миранда швырнула мне Буфо:

– Забирай свою лягушатину.

Никогда я не чувствовала себя такой счастливой. Дело было не в справедливости, не в ирисках и даже не в возвращении лягушонка. А в том, что мама заступилась за меня, за нас. В ее взгляде, обращенном на меня через козлы с подержанной одеждой и истоптанную лужайку. И в том, что мы обе думали одно и то же.

Позже я сказала маме:

– Правда же, у нее подлая душонка?

Мама сама могла выразиться в этом духе, потому что воспитывалась в 1950-е годы.