Як дочитал и докурил. Не происходило абсолютно ничего. Леха пожал плечами.
– Ни мертвяки не встают, ни прушки не вставляют, – сказал он.
– Может это и не прушки, – отмахнулся Як. – Может, батя нашел мой тайник и на лисички поменял. Ты просто так просил хорошо, не смог отказать попробовать.
– Ага, и десять процентов в случае успеха ты доже от большой дружбы выторговал.
– Любовь любовью, война войной, – усмехнулся Як.
– Блин, а я, как дебил, фразы немецкие учил всю неделю. Цайген зи мир битте… ихь танк. Вот ты бы мне показал, Як?
– Ага, – рассеянно сказал Як, глядя в окно. Нашла туча, воздух потемнел и обесцветился. Бася заворчал во дворе. – Зря напрягался, кстати, в Нижнем Мире языков нет. Можно считать, что все по-русски чешут. И люди и звери.
– Может, если бы ты у деда учился, получилось бы? – затосковал Леха. Расставание с мечтой найти клад было болезненным, как и взгляд в вероятное будущее.
– Шаманство не в учении, – сказал Як, все поглядывая на окно и выбивая из пачки очередную сигарету. – Оно в крови.
– Чего ты все в окно смотришь? – забеспокоился Леха.
Як нахмурился, открыл рот ответить, но тут Бася зашелся громким неистовым лаем. Леха дернулся к двери, но встать не смог, ноги не слушались.
– Грибы все-таки не подменили, – сказал он.
– И хорошо, – хохотнул Як. – У меня там в тайнике еще куча порнухи, не хотелось бы батю развращать. Сиди, я пойду разберусь.
Леха слышал его шаги по крыльцу, рокот голоса, лязг цепи. Бася гавкнул еще пару раз, потом заворчал, замолк. Стало тихо. И тишина продолжалась, продолжалась, продолжалась.
Леха опять дернулся встать – тело слушалось, как ни в чем ни бывало.
«Наверное ногу отсидел раньше,» – подумал он. Толкнул дверь, сощурился. Туча ушла, солнце опять светило вовсю. Ни Яка, ни Басика во дворе не было. Цепь с порванным ошейником лежала в пыли у грядки с луком.
В недоумении Леха прошел по участку, заглянул к соседям. Пчелы тяжело жужжали у белого улья, на крыше сидела большая ворона и расклевывала стык, зараза. Леха повернулся к лесу и замер – на опушке стояла Леночка, смотрела на него, щурясь от солнца. На ней были джинсы и розовая футболка в черных цветах.
Леха перешагнул проволочный забор, бросился к ней.
– Привет, киса, – сказал он торопливо. – Ты как сюда добралась? Мы тут с Яком зависаем, он, по ходу, за Басей побежал, опять этот дурак с ошейника сорвался.
Леночка смотрела на него своими темными глазами, молча, внимательно, не моргая. Он вдруг, впервые за много месяцев, подумал, какая она красивая. Они любили друг друга так давно, с такого глубокого детства, что он совсем перестал замечать, какая она. Не думал же он ежедневно о своей руке или там печени, хотя, безусловно, очень их любил и ценил, и жизни без них не представлял.
– Леша, – сказала Леночка, – я знаю, что ты должен сделать. Тебе нужно отпустить кошку, накормить птицу и наступить на тигра. Тогда все будет хорошо. И ты станешь, кем родился.
Она повернулась, не дожидаясь ответа, и пошла в лес. Леха стоял, огорошенный. Потом бросился догонять, перепрыгнул через упавший ствол, нашел глазами розовое пятно. Догнал, пошел рядом. Опустив глаза, увидел, что на Леночке розовые резиновые «лягушки», самая дурацкая обувь для леса, хуже, чем босиком. Он уже собирался облечь ее глупость в слова, как она остановилась, села на валун, подняла на него глаза. Лехе не хотелось над ней возвышаться каланчой, он тоже присел.
– Я очень тебя люблю, Леша, – сказала она медленно. – И всегда буду. Ты мне как брат.
У Лехи засосало под ложечкой, захотелось убежать, проснуться, не слышать, что она собиралась сказать.
– Я выхожу замуж за Джари Хайкиннена, – сказала она. – Мы познакомились год назад, когда мы с мамой ездили в Финку на клубнику. Он там внук хозяйки. Он ко мне приезжает раз в месяц, иногда два. Я с ним тогда живу в гостинице. Тебе говорю, что езжу ухаживать за бабой Таней. А она умерла в прошлом году.
Леха сглотнул, голову сжимало плотным железным обручем, реальность рушилась.
– А ребенок? – спросил он наконец.
– Я не знаю, – Леночка качнула головой. – Но скорее всего, не твой. Джари. Знаешь, это означает «воин шлема».
– А если я тест потребую на отцовство?
Леночка завела глаза.
– Вот оно тебе надо, Леша? Ну даже если вдруг твой, какой ты отец, сам подумай? У тебя таких детей по сто миллионов в каждом оргазме. А нам с Джари судьбу поломаешь. Он меня так любит.
– И я люблю, – выдохнул Леха, закрыв лицо руками. Жесты, которые в кино и в книжках всегда казались ему преувеличенными, надуманными – да кто блин так делает – оказались естественными реакциями тела, пытавшегося совладать со внезапной душевной болью.
Читать дальше