Тимур Максютов - Зеркальные числа [сборник litres]

– Ха! – засмеялся враг, а я умер, почти не застав момента, когда мое тело столкнули с обрыва – это показалось уже неважным, как когда кто-то бежит за поездом, в котором ты отъезжаешь от платформы, а потом отстает, оставаясь в городе, уже покинутом тобою.

Меня куда-то неостановимо, непреклонно потащило, но тут же рвануло так резко, что я закружился вокруг собственной оси, теряя себя, форму себя, ощущение себя. И последняя мысль моя была о Мелани…

и все еще думая ее, я вдруг оказался в комнате, которая пахла, как она, среди белых простыней, в смутно знакомом летнем утре. Все вокруг было настоящим, материальным – белье, мебель, стены. За окном разливались птицы. Я выскочил из постели – живот, который только что пропорол клинок и шея, которую я сломал, когда падал на скалы, болели, но были целыми. Я стоял в Доме- на-Утесе, внизу за окном просыпалась Тамирна и блестело море. Я был совершенно гол, с засохшими разводами семени на ногах и животе. Ужасно хотелось пить.

Шатаясь, постанывая и держась за живот, я побрел по дому – комнаты были открыты, пахло солнцем, пылью, солью. В кухне вода с крыши капала в цинковое ведро – кап, кап, кап. На столе рядом с кувшинчиком молока стояла тарелка с запиской. Я развернул ее не сразу – руки сильно дрожали. У нарисованного человечка на причинном месте висел ковшик. Колени мои подогнулись и я сел мимо скамьи, прямо на пол, неосторожно ударив о доски то, что не стоит ударять обнаженному мужчине. Боль была резкой, знакомой, всеобъемлющей, исключающей всякую возможность, что я сейчас сплю.

В окно влетела большая золотая стрекоза, я протянул к ней руку. В послании мне предписывалось срочно прибыть в столицу. Я проводил стрекозу взглядом – золотой росчерк по патине воздуха – и ненадолго потерял сознание.

Меня куда-то вел папа, что-то объяснял, говорил опереться на его руку. Рука у него была черная, обгоревшая, как птичья лапа. Я, кажется, одевался, кажется, возвращался в казарму, кажется, решал не бриться. Велел Алексею седлать Атласа. Мчался галопом, глотая теплый воздух большими глотками. Поднимался на подножку поезда. Смотрел, как уплывает назад в окне вагона деревянный резной вокзал. Брал со столика газету «Светлое Герцогство» полуторалетней давности, просматривал передовицы «Герцог Дренто – воин, дарованный нам провидением» и «Даешь нам воду Гош!».

– Господин офицер! – седой стюард склонился ко мне, нахмурившись. – Вы себя хорошо чувствуете? Похмелье? Может быть, холодной водички?

Я оттолкнул его и выбежал из вагона, промчался через оранжерею, потревожив разноцветных птичек, протопал через вагоны второго класса. Мелани, как тогда, сидела у окна, сжимая в руке книгу в серебристой рыбьей обложке. Она не читала, а хмурилась, будто беспокойно пытаясь что-то вспомнить. Я грохнул дверью, она подняла голову, глаза ее впились в мое лицо, будто там были выбиты ответы. Я подошел к ней, как пьяный, упал на колени и разрыдался у ее ног. Она положила мне руку на голову.

– Я сейчас… – начала она задумчиво. – Знаешь как бывает – вроде уснул на миг, а в сон целая жизнь уместилась. И мне вот что-то приснилось грустное, сложное, но уже не могу вспомнить. И ты там был, Ленар.

Мой сон уже тоже распадался на куски, выворачивался мороком. Я поднял к Мелани руку. Я помнил ее кудрявые волосы, шелковые под моими пальцами, и вдруг ощутил резкое желание намотать их на кулак, чтобы она никогда не смогла от меня уйти, никогда не оставила меня одного.

– Выйдешь за меня замуж? – спросил я резко, требовательно, будто в чем-то ее обвиняя. Она помолчала, щурясь, потом кивнула. Я поднялся с колен, сел на скамью рядом, сгреб ее в охапку и поцеловал. Люди вокруг зааплодировали, будто мы с Мелани были цирковыми акробатами, только что проделавшими впечатляющий трюк.

Я потащил свою невесту в оранжерею и мы отметили помолвку бурно, в какой-то момент я пытался напоить белку водой озера Гош из своего бокала, а Мелани так смеялась, что упала со стула.

Мы поженились без церемоний, трижды сказав «обещаю» перед городским магистратом. Съездили на неделю ко мне домой – мама и Мелани подолгу разговаривали, я показывал жене сокровища моего детства, мои книги и тайные тропинки в саду. Я плохо помнил, почему – только зеленоватое мамино лицо на подушке, искусанные от боли воспаленные губы – но уговорил маму показаться врачу, который ничего угрожающего в ее здоровье не обнаружил.