Тимур Максютов - Зеркальные числа [сборник litres]

Рука, писавшая записку, сильно дрожала. Моя – нет. Я влепил мальчишке пощечину, от которой он отлетел к стене. Я шагнул к нему и он позеленел от страха.

– Мне было велено, – прошептал он мертвым голосом. – Прости, Ленар, прости…

Я вышел из тента, задыхаясь. У походного костра стоял Свен Виргиль, будто кого-то ждал. Увидев меня со стрекозой, он вздрогнул. В руке у него была глиняная винная бутылка, к которой он тут же, опомнившись, и приложился.

– А, – сказал он, – вот и наш золотой герой! Тоже не спится?

Я обернулся к денщику – мальчишка держался за щеку и смотрел на Свена. Поймав мой требовательный взгляд, неохотно кивнул и тут же отвернулся.

– Зачем? – спросил я, шагнув к Свену поближе. Он пожал плечами.

– Ну чего уж отпираться. Хотелось тебе гадость сделать, за то что ты посмел меня обойти, дураком выставил… И на девчонку твою злился сильно, как там ее. Мелани? Я к ней в библиотеке ратуши раза три подходил – думал, гладенькая какая кобылка, попробовать бы, как скачет. Она что же, тебе, муженьку драгоценному, не говорила?

Я сгреб в кулак ткань его рубашки. Свен покачнулся, дохнув на меня кислым вином и пьяной ненавистью.

– Очень верная жена тебе досталась, Ленар. Я даже подумывал ее от этого подлечить… Взять двоих-троих друзей, да подождать красотку в темном переулке.

Он улыбался. В моей памяти всплыло вдруг распухшее лицо Мелани и «их было четверо» – но в настоящей жизни, этого, кажется, и не было вовсе. Или было? Коршун слетает к моему лицу, желтые подкрылья, раскрытый острый клюв. Поляна под мостом, кости Мелани. Этого не было, Свен с друзьями не ждали ее в переулке. Но были четыре мертвых зеленых стрекозы, и пятая, в моей руке, о том, что я больше не увижу ни маму, ни жену.

Я затолкал стрекозу в открытый рот Свена, ухватив его за горло. Он тут же ударил меня по голове бутылкой, и, пока я пытался проморгаться от темноты, выхватил саблю. Моя осталась в темном тенте, у постели. Свен отплевывался кусками стрекозы, лицо его было перекошено ненавистью и унижением. Во взгляде плескалась моя смерть.

– Ну, новоиспеченный герой Корпаньской Гряды, – прошипел он, – как тебя рубить? Быстро или медленно?

Я отскочил от первого выпада, прыгнул через костер, опалив волосы.

– Паленой свиньей воняешь, – крикнул Свен. Вокруг нас уже звучали возгласы, офицеры просыпались, выскакивали из тентов с оружием наготове. Я снова отскочил – воздух свистнул совсем рядом с моим ухом. И тут кто-то – я не мог отвести глаз от Свена, чтобы увидеть, кто – вложил мне в руку рукоять сабли. Я прыгнул вперед прежде чем Свен успел бы заметить, что у меня теперь тоже есть оружие. Головой я не думал. Было так: тело, сабля, враг, ненависть, страх и желание убить, чтобы перестать этот страх испытывать.

Я рассек ему горло и он булькнул, роняя саблю в костер и плеснув мне на руки теплой кровью. Его глаза расширились, я вдруг увидел, что они у него очень светлые, серые, с темными точками вокруг зрачка, как у Мелани. Кровь его пахла морским виноградом.

Свен умер от инфекции через два дня, плохо умер, отчаянно. Меня судили полевым судом, золотой стрекозой прилетело послание от дяди Свена Виргиля, адмирала Морской Инфантерии, и приговор был единогласным. По крайней мере меня ждала смерть чистая и быстрая, на полковой перекладной гильотине.

– Последнее слово, Ленар? – усатый полковник все тряс головой, будто поверить не мог. Я знал, что он пытался меня спасти, писал послания, давил на мои трагические обстоятельства и помешательство от горя. Но последняя общая директива Высокой Канцелярии была «не возиться с мусором, снижать расходы», а содержание меня в сумасшедшем доме очевидно ей противоречило.

Я кивнул старому полковнику и решил, что единственное, что мне нужно сказать этим людям, должно быть не от меня, а от Мелани. Может быть, кто-то запомнит. Может быть, кто-то поверит.

– Спасение мира, – сказал я, – в красных рыбах озера Гош. Они живут в глубине и опресняют воду. Нужно найти информацию в старых архивах. Провести переговоры с княжеством Лацио. Не биться за пресное озеро, а сделать все озера пресными…

Полковник качал головой сочувственно, товарищи смотрели на меня, как на сумасшедшего. Я махнул рукой и встал на колени, вкладывая голову в отверстие гильотины. Я думал – оно будет пахнуть старой кровью, но воздух пах только порохом и снегом, растаявшим в этих горах много поколений назад. Я ждал удара лезвия по шее, говорят, что при отсечении головы смерть мгновенна, я надеялся, что больно не будет. Но было очень больно, и мир закрутился, темнея, когда моя голова покатилась с плахи вниз, и я еще успел почувствовать, как в открытые глаза хлынула кровь из шеи.