Луис Урреа - Дом падших ангелов

Паз с откровенным презрением взирала на спагетти и горы жратвы из KFC. Платиновый парик она закрутила в боб под Одри Хепберн.

– Госссподи, – мрачно прошипела она. – Крестьянская еда. Обед работяги. У нас в Мехико-Сити еда приличнее. – Смерила Младшего Ангела взглядом с ног до головы. – Пища гордос [223] Gordos – жирные (исп.). .

По тому, c каким омерзением она пророкотала каждую «р» в слове, стало ясно, что толстых людей она люто ненавидит. Гор-р-р-р-дос! Перевела взгляд на Перлу.

– Oye, tu. No hay [224] Слышь, ты. А нет ли (исп.). цветной капусты? – Потребовала по-испански: coliflor. Вопросила, раздраженно притоптывая: – Морковка? Сельдерей?

Диджей внезапно врубил дикий микс из «Крепкой попки» и «Аромата юности». Проорал в микрофон: «Аромат крепкой попки»!

– Que ese so? [225] Что это такое? (исп.) – возмутилась Паз. Пренебрежительно обвела рукой столы с едой: – Nada bueno [226] Ничего хорошего (исп.). . Ничего. Я так и знала, – сообщила она Младшему Ангелу.

Он сел рядом с ней за стол в опасной близости от Дяди Джимбо.

– Грязный viejo [227] Старик (исп.). , – пробормотала она.

Джимбо обхватил за шею Родни, чернокожего кузена из колледжа.

– Что за имя «Родни» для черного парня? Тебя что, назвали в честь Родни Кинга? – допытывался он.

Родни, вытаращив глаза на Младшего Ангела, стойко выдерживал натиск белой бури. Ангел тут же вспомнил, почему не приезжал на семейные сборища.

Паз таскала на себе шесть-семь фунтов золота и драгоценностей. Она заметила, как Ангел разглядывает ее теннисные браслеты [228] Теннисный браслет – гибкий браслет из золота или платины, украшенный драгоценными камнями; назван в честь звезды тенниса Крис Эверт, которая ввела его в моду. – Примечание переводчика. . Потрясла запястьем прямо перед его глазами:

– Нравится? – Отвергнув еду, она потягивала несладкий холодный чай.

Младший Ангел наблюдал, как его кофейный вор, в безукоризненно выглаженной рабочей рубахе, нависает над Джимбо, вопрошая:

– А ты, типа, фашист?

Смотрел, как отплясывает все семейство, и жалел, что приехал.

Тяжело дыша, рядом уселась Мэри Лу. Подальше от Пазузу, по другую сторону от Младшего Ангела. Лицо ее блестело от пота.

– Тут свободно? – С трудом переводя дыхание, она старательно игнорировала Паз.

– Que мило, – снисходительно уронила Паз. – Оказывается, ты физкультурой увлекаешься.

– А могла бы сделать липосакцию, как ты, – огрызнулась Мэри Лу. – Тебе, смотрю, нравится ботокс?

– Уж лучше, чем обвисшая морда, cabrona [229] Овца, сука, стерва (исп.). .

Обе уставились на танцующих, как будто зрелище завораживало.

– А ты колешь ботокс? – поинтересовался Младший Ангел.

– Не будь идиотом.

– В Тихуане это стоит пятьдесят долларов, – сообщила Мэри Лу.

– Тебе стоит попробовать, – ядовито порекомендовала Паз. – На это уж сумеешь наскрести деньжат. Может, Лео немножко подкинет. Он ведь до сих пор тебя содержит, да?

Обе гневно запыхтели. Младший Ангел сидел между ними, как бычок, запертый в загоне, дожидающийся, когда его уже наконец заклеймят.

Паз после паузы выдавила:

– Все вы, бедные мексиканские крестьяне, вечно ноете и себя жалеете.

– У нас все в порядке, спасибо, – парировала Мэри Лу.

– Едите, что выдают по талонам.

Младший Ангел отвлекся, ища взглядом поддержки у дядюшки, но Джимбо увлеченно показывал средний палец Англо-Кофейному Империалисту.

– Вот стыд-то! – И Паз отхлебнула чаю.

– Да ладно тебе, – выдавил Ангел. – Расслабься.

Паз изумленно уставилась на него:

– Что, ты серьезно?

Ее голова уже начала угрожающе поворачиваться, у него оставалось несколько мгновений, чтобы пояснить свою точку зрения.

– Живешь ты где? – напирала Паз. – На Аляске?

– В Сиэтле.

– Ой-ей! Ну ты совсем белый парень. Получил, что хотел. ( Че хотер .) Когда ты в последний раз был в Тихуане? – Поскольку он молчал, она ответила сама: – Вот я так и думала. – Допила чай. – Нечего и надеяться, что ты бывал в Мехико-Сити.

– Иисусе! – воскликнула Мэри Лу. – Otra vez con «Mexico Ceety» [230] Опять она со своим «Мехико-Сиити» (исп.). .

– Ты и твоя мать. Грингос. – В исполнении Паз слово прозвучало почти с таким же омерзением, как «гордос».

Увидев, что вернулся брат, Младший Ангел предпочел путь труса и сбежал. Торопливо подскочил к Старшему Ангелу, положил ладонь ему на плечо и спросил: