Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Лиля надеялась, что с работы её встретит Николай, он должен был вернуться с боевого дежурства ещё утром, но муж не пришёл. С трудом добравшись до дома готовилась высказать ему свою обиду, но дома его тоже не оказалось. Час утекал за часом, а долгожданного стука в дверь всё не было. Беспокойство переросло в тревогу. Лиля старалась отвлечься предпраздничными хлопотами, но всё валилось из рук. Приближалась полночь. Она сидела одна за накрытым столом, обхватив голову руками, и вслушивалась в завывания ветра и треск сучьев в саду. По радио раздался бой курантов, вот и Новый год. Совсем не так планировали они его встретить. По комнатке гуляли сквозняки. Топить печку в такой ветер хозяйка не разрешила, опасаясь пожара. Лиля подобрала ноги на кровать, плотнее закуталась в шаль и не заметила, как заснула.

Разбудил её громкий стук. За окном сияло солнце. Вскочив, Лиля наскоро поправила растрепавшуюся причёску, распахнула дверь, но на пороге вместо Николая стоял незнакомый моряк.

– Вы будете Кислицина Елизавета Георгиевна? Вас просят прибыть в расположение части. Машина у калитки.

– А что случилось? Где мой муж?

– Вам всё скажут в части.

Парень старательно отводил взгляд от её выпирающего живота.

Дрожащими руками Лиля оделась и пошла к машине.

В штабе воинской части собралось несколько таких же встревоженных женщин. Среди них была и Олимпиада Марковна. Она окинула невестку недобрым взглядом и отвернулась. После некоторого ожидания к ним вышел командир части в сопровождении нескольких офицеров. В полной тишине прозвучали жестокие слова.

– Вчера ночью возвращавшийся с боевого дежурства сторожевой катер попал в шторм и разбился о скалы в районе Толстого мыса. Крушение произошло недалеко от берега, но из-за сильных волн и низкой температуры выбраться смогли только трое. Те, кто спасся, находятся в госпитале, остальные погибли. Примите наши соболезнования.

Командир зачитал фамилии выживших, Кислицина Николая в этом списке не было.

После секундной паузы женщины заплакали, завыли, запричитали. Лиля бросилась к свекрови, но та зашипела на неё:

– Это всё ты! Ты виновата! Коленька мой всю войну, почитай, прошёл, и Бог хранил его, живым вернулся. А стоило тебе появиться…. Это ты, ты беду привела в наш дом!

Хоронили погибших моряков в братской могиле на Толстом мысу, недалеко от места катастрофы. Лиля настаивала, чтобы гроб с телом Николая открыли и дали ей возможность проститься с мужем.

– Я не поверю, что его больше нет, пока не увижу, – твердила она.

Её требование выполнили. Увидев разбитое о камни лицо Николая, Лиля закричала. В ушах у неё зазвенело, всё вокруг завертелось, земля уплыла из-под ног.

Она чувствовала, что летит по какому-то тоннелю, мягко обнимающему её со всех сторон. Тоннель закручивался спиралью, и она летела всё быстрее и быстрее под невероятно красивую торжественную музыку. Казалось, целый оркестр звучит в ней самой. Постепенно полёт замедлился, и она уперлась в невидимую преграду. Что там дальше – рассмотреть не могла, всё заполнял свет. Услышала в своём сознании голос: «Тебе пока сюда рано, возвращайся». И она полетела вниз, сначала потихоньку, потом всё быстрее и быстрее, и вновь неслась с бешенной скоростью сквозь потоки музыки. Музыка звучала всё тише, полёт замедлялся. Лиля смогла рассмотреть белый плафон, вращающийся над ней. Плафон остановился, она увидела потолок, окрашенные зелёной краской стены, железный столик с какими-то инструментами рядом. Где-то негромко играло радио. Лиля подняла невесомую руку, ощупала показавшуюся странно маленькой голову, потом дотронулась до мягкого пустого живота.

К ней подошла женщина в белом халате.

– Очнулась, голубушка? Вот и славно, вот и умница.

– Где я? Где мой ребёнок?

– Ты в родильном отделении горбольницы, а ребёнок твой в детской палате, где же ещё ему быть? Сынок у тебя родился, поздравляю, мамочка. Слабенький, правда, семимесячный, не доносила ты до срока, но главное, живой. А врачи у нас хорошие, выходят. Советская медицина лучшая в мире!

– Я хочу его увидеть.

– А это, знаешь ли, дня через два, вам обоим прийти в себя и окрепнуть маленько надо.

Через пару дней Лиле принесли в палату маленький свёрточек. На крохотном личике она увидела знакомые бровки домиком, из души само вырвалось: «Коленька!». Малыш, как галчонок, открывал беззубый ротик, вертел головой, забавно гримасничая.

– Да ты грудь ему дай, мамаша, потом налюбуешься, – сказала детская медсестра.